раничена, зависима и подконтрольна источнику этой власти – народу.
Конституционализм понимается также как практика общественного и государственного развития и высшая реальность конкретного общества и государства. Так, профессор Института государства и права И. М. Степанов утверждает, что конституционализм – это «история и практика конституционного строительства в той иной стране, группе стран…»[2]
Такое понимание термина требует некоторого комментария и уточнения. Конституционализм как целостное понятие появилось относительно недавно, однако если воспринимать его как систему механизмов, ограничивающих государственную власть, то попытки ее ограничения начались очень давно, более того они сопровождают человечество на протяжении всей истории. Античность и европейское Средневековье, не говоря уже о новом и новейшем времени, изобилуют примерами противоборства государства и общества. Государство во все времена стремится к полноте власти и отсутствию какого-либо контроля при ее осуществлении, и во все времена общество сопротивляется этому, формулируя идеи демократии, права, гуманизма, плюрализма и т. д. Общество всегда хотело видеть государство справедливым, а позже еще и демократическим, правовым, уважающим и защищающим человека, его права и свободы.
Современное понимание конституционализма неразрывно связано с перечисленными выше древнейшими политико-юридическими ценностями и, что самое главное с исторической практикой их материализации. Таким образом, история современного государства есть не только история событий, войн, династий и т. д., но и история тысячелетней борьбы против монополизма государственной власти, история постепенного изменения качества власти и перехода от государства угнетающего к государству, которое когда-нибудь мы назовем конституционным.
Понятно, что история этой борьбы у каждого народа своя, и Россия здесь не исключение.
Говоря о начале эпохи конституционализма в России, одни авторы вольно или невольно обращают свой взор на 1917 г. – период Февральской и Октябрьской революций, и на 1918 г. – время принятия первой в России кодифицированной конституции. Другие, и их меньшинство, называют 1905–1906 гг., когда впервые было законодательно ограничено самодержавие и приняты акты, имевшие конституционное значение. Рассуждения и тех и других имеют свою положительную аргументацию; с формальной точки зрения эти ученые правы, так как указанные вехи истории России есть не что иное, как вынужденное, а поэтому формальное и во многом фиктивное утверждение конституционализма.
Вынужденное – потому что наличествует уступка власти вследствие революции. Впрочем, как и все реформы в России, нормативный конституционализм утверждался сверху, а значит, с позиций административных, бюрократических, идеологических и других интересов власти. При этом совсем не важно, как эта власть себя называет – монархической, республиканской или рабоче-крестьянской, поскольку основным ее проводником и носителем была и остается бюрократия.[3]
Формальное, т. е. верхушечное, не рожденное внизу, в толще народной массы, не пробившее себе дорогу в борьбе с государством, не затронувшее интересов народа и души каждого человека, введение конституционных идей, приводит к тому, что «конституция – великая ложь…»[4]
Наконец, фиктивное, так как российская государственная власть, как и любая другая, выстраивая свою конституционность, предоставляя те или иные права населению, строила свою политику под нажимом либо обстоятельств, либо революционной уверенности (в силу цинизма и умысла или неведения и незнания России)[5] в правильности собственных установлений. Иначе чем объяснить, что многие акты российского государства – при Временном правительстве или при советской власти – с точки зрения прав человека можно рассматривать как акты, опередившие свое время? Это значит, что на всем протяжении XX в. основной проблемой было не отсутствие той или иной конституционной нормы, а ее реализация.
И уж совсем немногие ученые ищут «следы» конституционализма в XVIII–XIX вв.
По мнению автора, чтобы разобраться в истории конституционализма в России, недостаточно ограничиться исследованием событий XVIII–XIX вв., связанных с конкретными планами и попытками ограничения самодержавия как главного условия перехода к конституционной эволюции. Необходимо представить себе исходную концептуальную схему развития России, выявить ее основные элементы и, используя их как критерии анализа, проследить тысячелетний путь развития российской государственности, не гнушаясь при этом, по образному выражению академика Е. В. Тарле, «рефлексии, самоанализа и самоосуждения».[6]
В предлагаемом вниманию читателей издании автор попытается не столько описать состояние государственного строительства и общества в определенную эпоху, сколько представить динамику исторического развития, учитывая преемственность непрерывно развивающихся событий, которые происходят
Юридическая энциклопедия. М., 2001. С. 441–442.
«Что такое „бюрократия“? Не что иное, как неограниченное правление…» (см.:
Это понятие сформулировал С. Ю. Витте в своей записке «Самодержавие и земство» (см.:
См.:
См.: Из литературного наследия академика Е. В. Тарле. М., 1981. С. 81.
