Я прошу тебя, забери заявление. Возьми деньги за причинённые неудобства и прими его раскаяние.
– Думаете, он извинится?
– А куда он денется? Детство кончилось. Пора отвечать за свои поступки.
– Хорошо. Я его выслушаю, а деньги не возьму. Дайте мне с ним поговорить, она встала из-за стола и прошла к окну. Морозов прошёл мимо стула, на котором секунды назад сидела Ксения, что-то сунул в её сумку и вышел, а Стас вошёл. Она развернулась к нему лицом и, глядя прямо в глаза, спросила:
– О чем ты думал, когда душил меня подушкой? Тебя принимали в нашей квартире всю зиму и весну. Я считала тебя если не другом, то приятелем брата, а ты, ради собственной прихоти готов был придушить меня как муху. Это нормально? Может я это заслужила? Что я сделала тебе плохого?
– Ксюша, прости меня. Я не соображал, что делал и говорил.
– Знаешь, если бы не седины твоего отца, я бы не пожалела тебя. Пусть бы дело развалилось, но ты бы почувствовал на себе всю прелесть унижения. Думаешь, с тобой ничего подобного не случится? Ошибаешься. Подлость всегда возвращается. Мне даже завидно, что таким глупцам, как ты, везёт и вас любят, не смотря ни на что, а вы этим пользуетесь, – она подошла к столу, забрала своё заявление, повесила сумку на плечо. – Прощай, Стас Морозов. – Ксения вышла в коридор, разорвала заявление на четыре части и протянула их Морозову. Взглянула на следователя. – Я могу быть свободна?
– Да.
– Хорошей службы вам, – сказала Ксения Никольская и, не оборачиваясь, пошла к выходу. Она прошла метров пятьсот, прежде чем увидела скамейку в сквере. Домой идти не хотелось, как и встречаться с братом. Пожалуй, обиды на него было больше, чем на Стаса, а разговора было не избежать. Она сняла сумку с плеча, чтобы достать телефон и заметила чужой конверт. Приоткрыв его прямо в сумке, увидела корешок долларов в банковской упаковке. «Разиня! Тебе могли подсунуть всё что угодно, а ты бы потом оправдывалась. Я не закрыла сумку, когда отключила телефон и положила его в неё, а Морозов этим воспользовался. И что теперь? Вернуться? Что скажу, а главное, кому? Морозов знает о конверте, следователь догадывается, – тихо говорила она сама себе. – Совесть мучает? А губа уже не болит? Синяк под глазом не смущает? Плюнь и забудь. – Да, – ответила она на звонок брата. – В милиции была, заявление забрала, домой идти не хочется, вернусь к вечеру. Будь здоров».
Не будь в сумке такой суммы денег, она не торопилась бы домой, но ходить с ними по городу было себе дороже. Она прижала сумку к груди и направилась в сторону дома. «Теперь я могу ехать на стажировку и не бояться, что пополню число голодных бродячих британцев, – улыбнулась Ксения. – А муки совести пройдут, как только я сяду в кресло самолёта. Если быть экономной, смогу переехать в квартиру бабушки и жить своей жизнью. Одной мне будет проще. А Павел пусть взрослеет или идёт на поклон к родителям. Позвоню, а лучше схожу к Ане с Сашей, расскажу о своих планах и попрошу о помощи в счёт квартплаты. Они мастера и справятся с косметическим ремонтом. Всё, что нужно, куплю. За три месяца они успеют
