называемой коренной причине преступлений, состоящей в нужде и нищете народных масс (Ленин); о пережитках капиталистического прошлого как о причинах преступного поведения, сохраняющегося при социализме (Маркс); о неизбежности отмирания преступлений по мере построения коммунизма (Ленин).
Постсоветская российская криминология, насколько можно судить по публикациям, счастливо избавилась от этих неверных и наивных утверждений классиков коммунистической теории, открылась для разнообразия теоретических концепций и как будто не утратила потребности в солидном концептуальном фундаменте. В силу привычного российским мыслителям пристрастия к отвлеченному мировоззренческому мышлению криминология здесь могла бы приобрести философский оттенок и в идеале даже перерасти в философию преступности. Отечественная философская мысль (Ф. М. Достоевский, В. С. Соловьев, Л. Н. Толстой и др.) создала для того весомые предпосылки. В Западной Европе в этом направлении проделана определенная работа в рамках правовой социологии критиками теории социальной дезорганизации, например Ф. Фильзером (ФРГ), крайне отрицательно оценивающим тезис Э. Дюркгейма «преступность – нормальное общественное явление».
2. Однако российская, как и мировая, криминология пока остается в основном социологией преступности, продолжая развивать теорию так называемого среднего уровня, в рамках которого она в последние годы применительно к изучению массового преступного поведения успешно осваивает сравнительный и исторический методы. Начатые накануне третьего тысячелетия научные сопоставления мировой преступности (В. В. Лунеев – Россия, X. Кури – ФРГ и др.), являющейся одним из показателей состояния общественного организма различных стран, имеют значение для развития международных отношений, для организации противодействия преступлениям. Важнейшими перспективами применения исторического метода становятся нуждающиеся в дальнейшем развитии представления о некоем циклично меняющемся балансе между так называемой уголовной преступностью и преступной политикой.
3. Особую роль в мировой, и в частности российской, криминологии за последнюю треть XX в. стал играть пришедший из кибернетики системный подход, основанный на понимании системы в качестве совокупности взаимосвязанных элементов, образующих интегральное целое, не сводимое ни к одному из этих элементов. В соответствии с теорией системности общество функционально дифференцировано. Функциональные системы (экономика, образование, медицина, юстиция, наука, религия) самодостаточны в том смысле, что они обогащают себя и развивают в себе те компоненты, из которых состоят (Н. Луман[3]); они способны в известной мере к самосохранению и самовоспроизводству. На основе системной методологии в криминологии появились различные концепции, которые, во-первых, исследуют преступность как систему, а во-вторых, рассматривают ее взаимосвязь с некоторыми иными саморазвивающимися системами общества – институтом семейных отношений, политикой,
Luhmann N. Rechtssoziologie. Hamburg, 1972.
