Близкие люди. А вот некогда виданная раньше картина: высокое, вытянутое, тощее белое существо заглядывает в окно небольшой избы. Кажется, картина называлась «Смерть, глядящая в окно умирающего». Мурашки проходят по всему телу. Генри открывает глаза.
Генри снова пил кофе, поглядывая новости в своём телефоне. Необходимо оставаться и дальше бодрым, ведь кому-то может стать дурно совсем спонтанно. Необходимо сохранять трезвость у…
– Кейт…
Генри вновь услышал отдалённый холодный женский голос где-то в коридоре. Он встал с дивана и открыл дверь кабинета, за которой никого не оказалось. В белом коридоре был лишь тусклый свет ламп.
Постояв ещё пару мгновений, чтобы переложить ответственность на игры разума, закрыл дверь кабинета.
Когда на летнем небосклоне стали проявляться первые лучи солнца, дверь кабинета распахнулась.
– Доктор! Скорее в 3 палату!
След медсестры около двери тут же простыл, и Генри стремился поспеть за ней.
Уже в самой палате он увидел пожилого человека, дергающегося в судорогах с закатанными глазами.
Укол… Стук сердца… Тишина.
***
– Тебе не кажется это странным?! Она ведь шла на поправку, Генри! Мы вытащили её из комы! Дважды! Но внезапно, в тихую, спокойную ночь – получите, распишитесь – инсульт. Причём какой!
Остер рьяно возмущался о произошедшем, не понимая, как так вышло. Его жестикуляция была резкой и насыщенной.
– Генри, ты был у пациентов этой ночью? Может звал кого-то?
Голос Рэйн внезапно перебивает Остера и её хладнокровный взгляд концентрируется на Генри
– Нет… Не звал. Почему спрашиваешь?
Рэйн делает несколько глотков кофе и после переводит свой взгляд на стол, где лежит черный камень морион.
– Видишь этот камень? Его нашли в тумбочке покойной пациентки… Издревле, его называли «мор». Думаю, сам понимаешь, какое значение он имеет. Что касается имён… После сегодняшнего утреннего обхода, одна из пациенток сказала мне, что ночью её кто-то постоянно звал по имени. И только пациент из 3-ей палаты откликнулся.
УБИЙСТВО
Небо.
Серость.
Зернистость черно-белых киноплёнок.
Клин чёрных птиц стремится за горизонт, где тлело солнце под тяжестью густого тумана. На возвышенности открывался вид на человеческий муравейник с высотными зданиями и бледными силуэтами уличных фонарей.
Обилие огней и сизая пелена.
За этим и наблюдали двое курящих, меж которыми в земле расположилась деревянная рукоять топора.
– Вот она, наша родина. Помнишь наши годы здесь? Улица, игры, беззаботность и счастье.
Спокойно говорил Лэм и после перевёл свой взгляд на Дитера.
– Помню, дружище. Здесь началась
