людей умрет больше, чем от covid-19?
К счастью, у нас достаточно информации, чтобы определиться со всеми этими а вдруг. С тех пор, как тема коронавируса начала занимать в новостях все больше места, сетевой трафик крупных новостных сайтов удвоился. У нас есть доступ к статистике, научным отчетам и мнению сотен экспертов-эпидемиологов, посвятивших свою профессиональную деятельность изучению вопросов, подобных этому. И все же будущее кажется неясным, а решения не придают уверенности. Специалисты никак не придут к единым выводам. Разногласия не в последнюю очередь видны в стратегиях, к которым прибегают правительства разных стран: запреты на въезд и на выезд, временное закрытие школ, университетов, ресторанов, а также попытки ограничить собрания. В каждой стране ведутся споры о том, являются ли принятые меры слишком мягкими или слишком суровыми[11].
Когда с подобными а вдруг сталкивается в своей частной жизни отдельно взятый человек, все может стать гораздо сложнее.
На протяжении истории человека все больше занимали вопросы а если. Что касается навязчивых мыслей, то в 1970-е годы от этой проблемы страдали, по оценкам, от 0,005 до 0,05 процентов населения США. Увидеть на приеме пациента с ОКР практикующему психологу было почти нереально. В 1973 году один американский исследователь назвал ОКР «без сомнения, одной из редчайших форм психического расстройства»[12].
В наши дни ВОЗ относит навязчивые мысли к наиболее распространенным психическим проблемам. По данным большинства опросов, этот диагноз имеют от двух до трех процентов жителей западных стран. При этом обсессия – лишь одна из множества форм одних и тех же особенностей мышления. Сюда же относится тревога, которая возникает с а вдруг и выливается в анализ опасностей, притаившихся в неизвестности. Многие из этих а вдруг с течением времени получили конкретные названия-диагнозы[13].
«А вдруг головная боль означает, что у меня менингит?» называется ипохондрией.
«А вдруг они молчат потому, что плохо обо мне думают?» называется социофобией.
«А вдруг я сейчас умру?» называется панической атакой.
Диагнозы со временем множатся, предъявляя нам разные вариации одной и той же темы. Если собрать воедино все так называемые тревожные расстройства, где а вдруг формирует когнитивный стержень, то предположительно около трети европейцев страдали от них хотя бы раз в жизни, а в мировом масштабе тревожные расстройства являются наиболее распространенной формой психических заболеваний[14].
Если мы называем тревожность подобного рода «расстройствами», то это понятие заслуживает уточнения. «Расстройство» прежде всего означает, что человеку от этих а вдруг плохо. Человеку, который с мыслью «а вдруг грядет зомби-апокалипсис» принимается рыть у себя в саду бункер, нельзя диагностировать расстройство, пока его поведение не начнет вредить ему самому. Напротив,
См. Ella Koeze и Nathaniel Popper, «The virus has changed the way we internet», The New York times, 7/4, 2020.
См. Lee Baer и William E. Minichiello, Obsessive-compulsive disorders: Practical management, New York: Mosby Incorporated, 1998, стр. 4. Предвижу возражения: разве можно сравнивать исторические данные с современными? В полной мере нельзя, поскольку они не были получены с помощью стандартизованных опросов. По всей вероятности, влияние оказывают медикаментозное лечение и то, что человек знает о своем диагнозе. И все же эти данные дают некоторое представление о распространении ОКР, которое обсуждается в Lennard J. Davis, Obsession: A history, Chicago: University of Chicago Press, 2009, прежде всего на стр. 220–229. См. также главу этой книги «В чем мы себя подозреваем». Пригодная для сравнения общая лонгитюдная статистика по тревожным расстройствам изложена в главах «Как самочувствие?» и «В тисках мысли».
Скажем еще, что если распространить диагноз «ОКР» на всех, у кого такие симптомы хотя бы раз в жизни держались на протяжении двух недель или больше, то мы – как минимум в случае жителей США – приблизимся к 30 процентам. Ayelet M. Ruscio и др., «The epidemiology of obsessive-compulsive disorder in the national comorbidity survey replication», Molecular psychiatry, vol 15, № 1, 2010. См. также Ayelet Meron Ruscio и др., «Cross-sectional comparison of the epidemiology of DSM-5 generalized anxiety disorder across the globe», JAMA psychiatry, vol 74, № 5, 2017.
О европейцах, страдающих тревожными расстройствами: Borwin Bandelow и Sophie Michaelis, «Epidemiology of anxiety disorders in the 21st century», Dialogues in clinical neuroscience, vol 17, № 3, 2015. Тревожные расстройства как самое распространенное заболевание: Dan J. Stein и др., «Epidemiology of anxiety disorders: From surveys to nosology and back», Dialogues in clinical neuroscience, vol 19, № 2, 2017. Надо сказать, что диагностика тревожного расстройства со временем менялась. Так, предыдущее издание DSM-5 включало тревожное расстройство и посттравматическое стрессовое расстройство.
