уже сходишь с ума, но вдруг всплываешь, хватаешь зрачками солнце, а в руке бьет хвостом золотая рыбка. Чмутов был заворожен числами, он набрел на кольцо вычетов по модулю девять, но не знал этого, и кружил, кружил, приписывая девятке мистические свойства, обнаруживая скрытый смысл то в сроках вынашивания младенца, то в экстремальных штормовых баллах. Поначалу текст был упругим и сильным, искрил энергией, но к концу стал аморфным и вялым, растекся медузой на песке.
Когда-то я и сама попала в девятку. Мучаясь с Зойкой над таблицей умножения, вдруг увидела, что на девять можно умножать на пальцах. Я даже подпрыгнула, когда это увидела! Я просто гений! Мне захотелось просветить весь мир. Но, еще радуясь, начала осознавать, что мой метод должен быть давно известен – за тыщи-то лет существования математики! Он почему-то не встречался мне в детстве… Через полгода он мне встретился – в Зойкиной «Развивающей тетради».
Я подошла в школе к Чмутову, чтоб объяснить про кольцо вычетов. Он отмахнулся, мол, числа – пройденный этап, но девятка, конечно, девятка да! девятка – мистический символ.
– Игорь, хочешь, покажу свое открытие?
– Как не хотеть, ласточка.
Мы стояли с ним у окна. Я растопырила пальцы на подоконнике, элитный ногтевой дизайн в честь дня рождения. Вдруг застеснялась:
– Лак яркий, мешает.
– Да я к ногтям равнодушен, Иринушка. Валяй, показывай, не стесняйся.
– Лучше давай на твоих. Загибай любой палец. Номер пальца – это число, на которое ты хочешь умножить.
Но он не хотел умножать, он боялся.
Через день я улетела в Москву.
13
Я разыскала в Москве дочку друга, который шагнул с балкона. Когда-то мы жили в общежитии на Ленинских горах, мне было двадцать три, ей четыре, Женя каталась по коридорам МГУ на трехколесном велосипедике, с неизменно вышагивающим за спиной папой Гошей, и казалась мне большой избалованной девочкой. Однажды весной мы с Лёней водили ее в зоопарк, цвели яблони, Женя собирала лепестки, подбрасывала и кружилась, Лёня снимал ее на кинокамеру. Мила смеялась: «Потом будем смотреть кино и вспоминать, как у Горинских не было детей и они брали напрокат нашу Женечку».
Теперь Женя мыкалась в Москве, без прописки, и собиралась к маме в Израиль на ПМЖ. Было жаль, что она уезжает. Мы договорились встретиться в Пушкинском на выставке. Подъехав к музею, я отправилась занимать очередь, подошла к девушке в белой шапочке на темных волосах: «Вы последняя?» Она обернулась, мы узнали друг друга в тот же миг. Не знаю, кого увидела Женя, – передо мной стояла все та же девочка с мягкими карими глазами, точеным профилем и смуглыми щеками. Когда-то в детстве она заметно преобразилась – оттого что сменились молочные зубки и два верхних выросли крупными, как у зайца. Но то ли зубки с годами выровнялись, то ли Женя сама выросла вокруг них – она показалась мне точно такой же, как в то время, когда мне, а не ей было двадцать три года.
Тогда я относилась к ней прохладно, берегла свои чувства,
