что они не смогут не вернуться к опыту самых больших страхов и радостей. Посмотри, сколько профессий, сколько сильных мира сего, сколько упавших на самое дно – и всех связывает одно: школа. Не политика, не мировые финансы, не торговля, а одинаково лихое для всех детство в стенах общеобразовательных учреждений. Видишь ли, это невежды говорят: «Мальчишки подрались». Но клянусь тебе, любой человек помнит каждую свою школьную драку всю жизнь. Ее исход. Если, конечно, его не очень сильно били по голове.
Озеров нахмурился:
– Я тоже думал о чем-то подобном. Совсем недавно.
Штыгин отодвинул в сторону журнал и оперся здоровой рукой на стол:
– Взрослые слепы. Они бродят в темноте. Детские психологи! Ха! Думаешь, они знают детей? Нет, а почему? Им не угнаться за мыслью ребенка. Взрослые – это замедленные дети. Они увеличились в размерах, стали малоподвижными, потеряли интерес к безудержному веселью, покрылись коростой важности и защитили себя правилами, законами и принципами, которые отяжелили их души, как ржавые доспехи, обезопасили их от всего нового, неизвестного и потому страшного. Конечно же, дети и подростки не выживут без законов взрослых и порядка, причем не оттого, что мир жесток, а прежде всего потому, что не смогут защитить себя от самих себя. Они объедятся сладкого или расшибутся на первой попавшейся тарзанке. Но если откровенно: раз уж мы говорим детям, что они нас поймут, когда станут взрослыми, тогда разумно и то, что мы обязаны быть как дети, чтобы понять их.
Штыгин откинулся на спинку кресла и с шумом вдохнул воздух после длинного монолога.
– Потому я думаю, что хорошо, когда в школу идут молодые, – он указал на Озерова пальцем. – Ты здесь очень пригодишься. Ты нужен здесь. Даже таким, как наша Маргарита Генриховна, которая привыкла строчить отчеты на коленке. Но если ты не уверен, что сможешь найти с учениками общий язык…
Лицо Романа Андреевича стало волчьим. Озеров сглотнул слюну.
– …беги отсюда, иначе они размажут тебя по стенке.
В коридоре послышались торопливые шаги.
– А вот от нее – просто беги, – шепнул Штыгин. – Собирай вещи и спасайся. Я прикрою.
Молодой человек не заставил себя просить дважды.
– Вы уже уходите, Кирилл Петрович? – Маргарита Генриховна выглядела рассеянной, видимо, из района пришли тревожные новости.
– А здесь еще жду я, уже полчаса! – вмешался Штыгин, достав из кармана командирские часы без ремешка.
«Она явно не справится с таким наплывом информации. Если Кирилл Петрович не воспользуется случаем и станет деликатничать, значит, он просто болван».
Но молодой человек смекнул, что к чему, и не упустил шанса.
– Мне еще нужно разобраться с новым кабинетом. До свидания, Маргарита Генриховна!
– Не забудьте про отчеты: на компьютере или от руки. Главное – срочно.
Она застыла, будто статуя, пытаясь вспомнить, что еще хотела сказать. Это был профессиональный дефект,
