раз увидеть негра. «Будто все это – сон и ты сам не веришь, что эта ящерица существует на самом деле, Литума».
Но негр существовал: он был на месте. Свернувшись в клубок, спал на полу подвала. Жулик-карманник уснул в другом углу, и его лицо все еще сохраняло испуганное выражение. Все остальные тоже спали: лейтенант Конча уткнулся головой в кипу своих комиксов, Камачо и Аревало прижались друг к другу плечами на скамье у входа. Литума долго смотрел на негра, на его торчащие кости, спутанные волосы, огромный рот, сиротливый зуб, тысячи покрывавших его шрамов, следил за дрожью, которая пробегала по телу спящего. И думал: «Откуда же ты взялся, черный?» Наконец он протянул свой отчет лейтенанту, тот открыл покрасневшие глаза.
– Кончается на сегодня эта канитель, сержант, – произнес он сонным голосом. – На день меньше службы, Литума.
«И жизни тоже», – подумал сержант и попрощался, громко щелкнув каблуками. Было шесть утра, он был свободен. Как всегда, завернул на рынок к донье Гуальберте выпить кипящего бульона, съесть пару пирожков с картофелем, фасоли с рисом, молочного киселя. После этого он отправился в свою комнатушку на улице Колон. Он не мог заснуть довольно долго, а как только заснул, ему тотчас приснился негр. Кругом змеи и львы, красные, зеленые, синие – в сердце Абиссинии, – негр в цилиндре, высоких сапогах и с хлыстиком укротителя в руках. Звери танцевали, повинуясь взмахам его палочки, а толпа, разместившаяся на лианах, между стволами и на ветвях деревьев, где весело свистели птицы и кричали обезьяны, бурно аплодировала укротителю. Но вместо того чтобы кланяться зрителям, негр встал на колени и умоляюще протянул руки, глаза его были полны слез, огромная щель рта открылась, и оттуда вырвались звуки, горькие, яростные, путаные, как головоломка, как никому не понятная музыка.
Литума проснулся часам к трем дня в очень плохом настроении и усталый, хоть и проспал семь часов. «Наверное, его уже увезли в Лиму», – подумал он. Пока он брызгал, как кот, себе водицы в лицо и одевался, ему представлялся путь негра: скорее всего, черного забрал патруль в девять утра, ему дали тряпье прикрыться, потом отвезли в префектуру, здесь на него завели дело и отправили в подвал предварительного заключения, где он сидит сейчас – в темной норе, среди бродяг, жуликов, скандалистов и драчунов, собранных за последние двадцать четыре часа, – дрожа от холода, умирая с голоду, ловя вшей.
День стоял серый и влажный, люди двигались в тумане, будто рыбы в мутной воде. Литума, задумавшись, медленно шел обедать, снова к донье Гуальберте; две булки с крестьянским сыром и чашка кофе.
– Странный ты сегодня, Литума, – сказала ему сеньора Гуальберта; старушка хорошо разбиралась в людях. – Денежные затруднения или любовные?
– Я все думаю об одном типе, которого нашел вчера, – ответил сержант, пробуя кофе кончиком языка. – Залез в склад на морском вокзале.
– Что же в этом странного? – спросила донья Гуальберта.
– Он
