Холмский и боярин Феодор Давидович, трубным звуком возвестив победу, сошли с коней, приложились к образам под знаменами и прославили милость неба…»
Глава 3
Писана эта история человеком либо самому бывшим свидетелем происходящих событий, либо слушавшему изустные рассказы об этом.
Для верности я обратился к истории государства российского Н. М. Карамзина, изданной в 1842 году в типографии г. Санкт-Петербурга. И хронология соблюдена и последовательность изложения. Неужели я нашел рукопись самого Карамзина, почему-то написанную от имени какого-то Якова Пфеффера?
Сравнив фотокопию рукописи Карамзина с имеющимся у меня документом, я понял, что Карамзин к ней и не прикасался. Да и возраст, и качество бумаги наводили на мысль о том, что документ сей много старше самого Карамзина.
«Миновало около двух недель после Шелонской битвы, которая произвела в новогородцах неописанный ужас. Они надеялись на Казимира, и с нетерпением ждали вестей от своего посла, отправленного к нему через Ливонию, с усильным требованием, чтобы король спешил защитить их; но сей посол возвратился, и с горестью объявил, что магистр ордена не пустил его в Литву.
Сильное брожение открылось в Новагороде. Народ рассуждал, что времена переменились; что небо покровительствует Иоанну и дает ему смелость вместе со счастием; что сей государь правосуден: карает и милует; что лучше спастися смирением, нежели погибнуть от упрямства. Народ видел в Марфе-посаднице главную виновницу сей бедственной войны; он требовал хлеба и мира.
Новгородцы за свою вину обещали внести в казну великокняжескую пятнадцать тысяч рублей или около восьмидесяти пудов серебра, в разные сроки; возвратили Иоанну прилежащие к Вологде земли, берега Пинеги, Мезены, Немьюги, Выи, Поганой Суры, Пильи горы, места, уступленные ими Василию Темному, но после отнятые силою; обязались в назначенные времена платить государям московским черную или народную дань, также и митрополиту судную пошлину, клялися ставить своих архиепископов только в Москве, у гроба св. Петра Чудотворца, в дому Богоматери; не иметь никакого сношения с королем польским, ни с Литвою; не принимать к себе тамошних князей и врагов Иоанновых, князя Можайского, сыновей Шемяки и Василия Ярославовича Боровского; отменили так называемые Вечевые грамоты; признали верховную судебную власть государя московского, в случае несогласия его наместников с новогородскими сановниками; обещались не издавать впредь судных грамот без утверждения и печати Великого князя, и прочее.
Марфу-посадницу Борецкую Великий князь в договоре не упомянул, как бы из презрения к слабой жене…
Еще Новгород остался державою народною, но свобода его была уже единственно милостию Иоанна и долженствовала исчезнуть по мановению самодержца. Нет свободы, когда нет силы ее защитить…»
Все как-то современно и своевременно. Обстановка в новой, обновленной
