на переносице Бало и стучит пальцами по поставленному напротив него бокалу.
– Я уже пообещал, что это посл…
– Я не закончил, – перебивает его Бальтазар и поднимает взгляд на брата. – Ты не просто мои глаза ночью и каратель, ты – единственное доверенное лицо, и ты консильери. Если ещё раз подведешь меня и сядешь в тюрьму, то я сделаю всё возможное, чтобы ты больше никогда не вышел.
– Я понял, – тихо говорит Гаспар и опускает глаза.
– Нюхай, что хочешь, трахай, кого хочешь, да хоть на Таймс-сквере устрой оргию, но будь добр потом вернуться домой, а не за решётку. Ты меня понял?
– Понял, – понуро отвечает старший.
– Вот и прекрасно, – Бало берёт бокал в руки и, чокнувшись с бокалом Гаспара на столе, делает первый глоток. – За возвращение моего любимого брата. Что у нас с той газетёнкой? Откуда был слив? Как они узнали о моей командировке в Лондон?
– К сожалению, я всё ещё не могу выяснить, – зарывается пятерней в волосы Гаспар. – Но у них точно есть информатор в верхах, возможно, даже в аэропорту и в полиции.
– Пусть Калум встретится с главным этой газетёнки, позовёт его на кофе, и мы сделаем щедрый подарок и предупреждение, – говорит Бало. – Если этот человек от встречи откажется, что вполне реально, учитывая, какой курс они держат, то пусть Калум сам навестит его и, опять же, не без подарка. Если и этот вариант не сработает, то пусть с ним поговорит наш многоуважаемый друг-сенатор.
– Не легче ли мне самому зайти в гости? – приподняв бровь, спрашивает Гаспар.
– Нет, мне не нужно лишнее внимание, а после твоего визита оно точно будет, – отрезает Бало. – Физическая ликвидация – это последнее, к чему нам стоит прибегнуть. Если у главного в газетёнке есть мозги, то он возьмёт деньги и поедет выбирать себе недвижимость.
– Как скажешь. В любом случае, на эту журналистку Айну Фатих, которая тебе продохнуть не даёт, я компромат собрал, одно твоё слово – и я ее прихлопну.
– Надо думать глубже, – усмехается Бальтазар и откидывается на спинку кресла. – Меня не интересует эта мелкая рыбёшка, меня интересует тот, кто позволяет таким материалам выходить в свет. Так что если рубить, то голову. Айна Фатих… – смакует на языке Бальтазар. – Айна – это ведь "родник" с арабского? Я всё ещё немного помню язык, – смеётся он.
***
Айна уже как час ворочается в постели в своей маленькой квартире-студии на Манхэттене и не может уснуть. Поняв, что сон не идёт, она решает полежать в ванной, смыть с себя усталость и успокоить возбуждённый насыщенным днём мозг. Девушка не ленится, зажигает свечки, добавляет морскую соль в ванну. Она погружается в обволакивающую ее воду, прикрывает веки и полностью расслабляется. Внезапно в тёплой, наполненной паром ванной комнате становится холодно. Холод пронзает чуть ли не до костей, Айна резко присаживается в ванне, обнимает себя руками и даже думает, что, наверное, заболела, потому что в квартире двадцать пять градусов,
