и париями, ибо это именно были священники в сравнении с боярами»[66].
Согласиться с этими соображениями сложно. Владимир едва ли собирался всех детей знати превратить в священнослужителей, но отчаяние матерей свидетельствует именно о том, что они опасались за детей, а чего они могли бояться, если не превращения сыновей в «пролетариев и парий»? Повеление отдать в книжное учение отпрысков знатных людей имело целью, по-видимому, повысить социальное положение духовенства, которое обученные боярские дети и должны были составить.
Владимир, видимо, создавал государственные школы. Эта идея не прижилась. На протяжении всей позднейшей истории Древней Руси и отчасти даже более поздней государственных школ не было. Те, кто хотел хотя бы постичь грамоту, обучались у священнослужителей. Но это было частное, а не государственное дело[67]. В общественных верхах необходимость образования была вскоре признана: и требования со стороны власти, и, главное, вызовы самой жизни этому способствовали: понимание новой веры, основанной именно на книгах, дипломатические и административные дела, дела торговые были затруднительны без грамоты. Образованность в верхах приобрела высокий культурный статус: не случайно князь Владимир Мономах в своем «Поучении» с гордостью писал об отце, князе Всеволоде Ярославиче, знавшем пять языков. Конечно, не каждый князь был таким полиглотом (иначе сын бы об этом не упомянул). Но быть необразованным становилось «некрасиво».
В низах же не только образованность, но и простая грамотность, очевидно, распространены не были. Антоний, будущий основатель Печерской обители и ее духовный глава, выходец из города Любеча под Киевом, вероятно, не выучил грамоту ни в миру, ни даже в монастыре. Он не постригал в монахи новоприходящих, а поручал это монаху Никону: видимо потому, что, будучи «некнижным», не мог быть возведен в сан священника – а постригать в монахи имел право только священник. Е. Е. Голубинский, высказавший это предположение, усматривал в неграмотности черноризца свидетельство его происхождения «более из мещано-крестьянства, чем из боярства»[68].
В Житии Феодосия Печерского содержится косвенное свидетельство любви к книгам, которую с детства питал автор. Историк Г. П. Федотов заметил: «Нестор не повторяет вслед за Афанасием Великим, автором жития Антония, что его святой, избегая детского общества, не пожелал учиться наукам. Напротив, Феодосий сам желает “датися на учение божественных книг единому от учителей… и вскоре извыче вся грамматикия”, вызывая общее удивление “премудростью и разумом” своим. ‹…› Под “грамматикией” автор, конечно, разумеет элементы грамматического (то есть литературного) образования. Древняя агиография знает два типа отношения к науке. Антонию Великому противополагается Иоанн Златоуст и Евфимий, оба усердные и даровитые ученики. Если Нестор следует образцам, то он выбирает среди них, и в данном случае его выбор согласен
В «Повести временных лет» под 1037 годом сообщается о сыне Владимира Ярославе Мудром: «И ‹…› церкви ставил он по городам и иным местам, поставляя попов и давая им из своей казны плату, веля им учить людей, потому что это поручено им Богом, и посещать часто церкви». – Повесть временных лет. Ч. 1. С. 303. В этих строках иногда видят свидетельство учреждения школ (см., например:
