облаками озера плыли целый день, точно гордые лебеди в лазури. Меж черными березами жила розовая небесная проталина и – дышала.
Дышала, и березы были мокрые.
С высоты проходили по небесным проталинам вестники, проходили через все наклоненное небо. И слышали их только нежные и гордые души деревьев, просветленных глубинами небосклонов, и не понятые никем башни, и нежное падшее небо, опустившее к земле ладони ласки.
И шли по близкому земле, покорному от ясности, небу, небу, ставшему нежным и палевым и уже не отходившему от нее. И в нем развевались прутики, огорченные и тронутые городской близостью. Пролетали трамваи за трамваями, видели прутики.
Шли вестники, – и услышали их проясненные души удаленных вершин и башен.
И услышали уже проявленные и – молились.
И расстилались где-то озера, – озера, – озера.
Когда идет навстречу северу юноша, его прямо в лоб бьет ветер, в открытый чистый лоб, не умеющий еще бояться.
Разлетаются волосы конской челкой. И лошадиная прыть к тому, что впереди, – а впереди – озера, – озера.
Где-нибудь и крылечко, в ту пору таяло, а над ним лиственница простерлась елочкой. И лиственница дышала.
И один говорил – завершаем, а другой отвечал – верю.
И не сказали ни друг, ни друзья, – так было глубоко, так было глубоко розовое небо.
И подходил прохожий, и сказали – друг.
И эхо подмерзавших вечерних амбаров сказало – друг.
Остановился и говорит: верю, – верю вам.
– Войдите!
– Нет, спешу. Спешу, но верю, – разбежались дороги все по вселенной в разные стороны, – но перекликаются.
– Так глубоко, так глубоко было розовое небо.
Так было розово, точно сказанный завет волновал душу, и слова расцветали и доходили до самых губ, и не сорвавшись гасли полувопросом и не срывались и расцветали снова.
Точно шел кто-то и делал гордый знак отважным гордецам, что мчались навстречу потоку дней с крылатыми шагами и жестами.
Крепите снасти!
Норд-Вест!
Смельчаком унеслась
в небо вершина
И стало недоступно
И строго
на краю,
От ее присутствия – небо – выше.
Прости, что я пою о тебе, береговая сторона,
Ты такая гордая.
Прости, что страдаю за тебя —
Когда люди, не замечающие твоей красоты,
Надругаются над тобою и рубят твой лес.
Ты такая далекая
И недоступная.
Твоя душа исчезает как блеск —
Твоего залива,
Когда видишь его близко у своих ног.
Прости, что я пришел и нарушил —
Чистоту твоего одиночества:
Ты – царственная.
Как мать закутывает шарфом горло сына, –
