рождения хуже псевдомагической семёрки с приплюснутым к нему для основательности унылым нулём? Солнце встаёт не под тем углом к горизонту? Не пересекающиеся множества начинают пересекаться и размножаться делением?
Сочетание шестёрки и девятки допускает неоднозначное толкование ситуации и увлекательнее со всех сторон. Как ни крути. Как ни вращай. Да и разница невелика. Твой срок годности ещё не истёк, полный эндшпиль не настал, хотя нога, если б случилось, уж не дойдёт до Казани походкой от бедра. В любом случае, ты можешь сидеть на полу, кормить туалетного утёнка семечками и ничего не делать, охраняя бананы от одиночества, а лампу от абажура. Но зато этот необщепризнанный юбилей ты назначил себе сам.
В каждом возрасте есть своя прелесть. Только не надо примерять на себя костюм жертвы времени и умирать с балкона во всём чистом. Суворов в твои годы Альпы переходил в погодную скверь, чисто Новый Арбат по подземному переходу, хотя действо то и не было таким уж обязательным. Другие пожилые люди вон бадминтонят, впадая в румяный колер, ныряют, всплывают, летают, взмывают даже – и ничего. Здоровенькие. Физически, по крайней мере. Даже черепаховое pince-nez не вдевают в образ, отпуская тяжеловесные остроты при большом стечении вынужденно внимающих отдыхающих трудящихся. Живописненько.
И ты ещё не настолько стар, чтобы не любить и не страдать, хотя уже не гоняешься за трамваями и на смену горячей брандспойтной решительности пришла прохладная рассудительность. И дружишь ты теперь, в основном, по территориальному и профессиональному признакам, и при полном совпадении политических, литературных и музыкальных предпочтений. Надобность в друзьях, конечно, ещё не исчезла и бедовая «старая гвардия» с полувековым стажем в строю и всегда готова ко всему. Но ты не ищешь новых близких знакомств. Что они тебе могут дать? Свои проблемы, свои знания? «Ах, оставьте, графиня!». Хватает уже имеющихся. А узнав ближе можно разочароваться. Или разочаровать. Энергия заблуждений потихоньку иссякает. Цинизм в старости – вещь необходимая.
Ты молод, пока есть с кем вспомнить юность, смеясь над старыми неумелыми фотографиями. Мы думали тогда, что снимаем себя, а оказалось, что снимали Время. Ты же не предполагал, что шестьдесят девять – это так далеко и тебе придётся наблюдать вселенский бунт копий против оригинала. Ты специально уехал в деревню, украсив родные московские улицы своим отсутствием.
Ты, бродячий «шведский стол» пороков, занял позицию наблюдателя по отношению ко многим вчера ещё волнующим процессам. Ты не связан общественным мнением и убавил громкость общественной жизни. Границы твоей независимости расширились. Ты вступил в возраст осмысленного счастья, твои годы тебя стимулируют и вдохновляют, и ты уже не очень презираешь этого коллективного мрачно-смешного помпадура, выдающего под гул продажного одобрения свои мерзкие поступки за подвиги. Ты ведёшь подрывной образ жизни с бумажными книгами, виниловыми пластинками, обувью от Тома Форда и старорежимными
