долгих лет, – вопреки ситуации, что творилась вокруг, Мильвио нашел силы на улыбку, но тут же стал серьезен. – Ты не до конца понимаешь последствия, если дар победит волю Шерон. Если стекло лопнет.
В вине появился кислый привкус. Лизнул язык и небо, охладил гортань.
– Она не умрет. Но изменится. И поверь, сиор, эти изменения тебе не понравятся. Никому не понравятся. Ее захватит смерть, та, что подчинялась ей, теперь подчинит ее. Представь себе жестокое существо, потерявшее прошлое, стремящееся лишь множить трупы и повелевать ими. И так до бесконечности. По кругу.
Тэо увидел в глазах собеседника тревогу, но ничего не спросил. Не знал, какой из десятка волнующих вопросов задать первым и, он признался в этом самому себе, страшился спрашивать.
– Существование тзамас в нашем мире было предопределено если и не Шестерыми, то самими асторэ. Но где-то в веках, после Бледных равнин Даула, некроманты пошли своими, очень темными тропами. Они конфликтовали с нами, их ненавидели таувины. Часто с ними можно было договориться, но случалось, что той стороны в их сердцах накапливалось слишком много и тогда мир накрывало безумие. Когда не человек управляет даром, а дар человеком – он вытаскивает из души все самое темное. С браслетом она очень сильна, слишком сильна, чтобы не учитывать последствий. Волки, которых она подняла на перевале, покажутся милыми овечками.
– Что нам делать, если такое случится? – от подобного вопроса на языке остался крайне отвратительный привкус, который нельзя прогнать даже целой бутылкой хорошего вина.
Мильвио указал на меч. Тот, в слабом отблеске свечей, обернулся в зловещие тени, словно в тяжелый длинный плащ. На миг Тэо почудилось, что они слабо шевелятся, дышат, он напрягся, пригляделся, но понял, что это обман зрения, всего лишь игра воображения и света.
– Это тоже артефакт одного из Шестерых, как мы теперь знаем. Полагаю, высок шанс, что Фэнико смог бы противостоять браслету.
Они долго смотрели друг в другу глаза. Продолжать не имело смысла. И так все предельно ясно. Тэо внезапно осознал, насколько сидящий перед ним южанин вымотался за последние дни. И перед каким тяжелым выбором он стоит.
Никому подобного не пожелаешь.
Мильвио аккуратно поставил стакан с вином на балконные перила, сходил в комнату, поднял меч, вернулся.
– Фэнико в прошлом носил иное, истинное имя. Как его назвал первый владелец? Лед? Губитель? Клевер? Или просто Меч? Возможно, до того, как Тион совместил клинок со своим веером, настоящее имя подходило куда лучше нынешнего. – Мягко, почти нежно прошелестело, когда треттинец извлек оружие из ножен. – Он сильно изменился от первоначальной задумки мастера, его создавшего. И речь не только о рукояти и гарде, которые сделал я. Сам клинок стал иным, мой друг. За годы, что его точили и правили – уже и легче. У меча появилась иная душа, но он, полагаю, помнит многое. Всех тех, кого забрал на ту сторону. И вот
