просил тебя выбрать, – вновь приподнял бровь отец.
– Я так и сделал.
– Это не выбор!
– Как хочу, так и выбираю, – насупился мальчик, ожидая взбучку.
Неожиданно для него и замеревшей в дверях матери Йохас усмехнулся.
– Да? Ну что же, может, это и правильно.
– Ты не дал ему крест, – тихо произнесла мать.
– Крест, Мария, каждый выбирает сам в зрелом возрасте. И ваш Христос тому пример.
Отец встал со стула и вышел из комнаты. С этого дня он сам приступил к обучению сына, а для Йорга детство закончилось.
Дорога в Трир была сделана ещё римлянами, а потому ехать по ней было одно удовольствие. Разбросанные вдоль пути небольшие деревушки радовали глаз и будоражили воспоминания. Большинство трактиров и постоялых дворов были хорошо знакомы учёному, которого в них знали как Мюллера. После конфликта Фауста с одним европейским монархом появляться около его владений под своим именем стало небезопасным.
И только в последнем перед Триром постоялом дворе алхимик не таился. Владел им старинный друг его отца – Тиль. После смерти Йохаса он приглядывал за Георгом и иногда воспитывал его. Вот и сейчас, увидев входящего в трактир Фауста, старик поднял правую бровь и поманил его пальцем.
– Ну-ка иди сюда, учёный мерзавец!
Фауст снял шляпу и, виновато склонив голову, подошёл к хозяину заведения.
– Да…
– Что – да?!
– Простите…
– Что – простите? За год ни одного голубя! Совесть есть? Переночуешь у меня!
– Конечно!
– Ну и славно.
Тиль был суров, но отходчив. Тем более что к Фаусту он питал отеческие чувства. Одинокий, но не сломленный человек, он вызывал у Георга неподдельное восхищение. Потеряв всю семью, старик продолжал жить, работать.
Учёный с удовольствием останавливался у старого друга. Это был тот самый кусочек детства, в котором запомнился только свет. Тут всегда оставалось тепло прошлого, которого так мало у алхимика в настоящем.
Тиль много ворчал и много смеялся, что совершенно гармонично в нём уживалось. Впрочем, задерживаться у него Фауст не любил. Возможно, даже немного побаивался. Ощущение покоя и детских радостей опасно затягивало. Так что с рассветом учёный вновь стоял около повозки. Старик, провожая Георга, едва сдерживал подступавшие слёзы.
– Ты не забывай голубей посылать! Слышишь, Йорги?..
– Конечно, Тиль, конечно!..
Фауст обнял старого друга.
– Ну, иди в дом, холодно уже.
– Да, это ты у нас морозов не боишься…
Георг запрыгнул в телегу и на прощание помахал Тилю рукой.
– Иди, иди в дом!
Старик обречённо махнул рукой, и возничий хлестнул коня.
– Ваш друг?
– Да, – кивнул Фауст, – друг моего отца. Самая весёлая пора моего детства прошла здесь.
Георг
