пока еще податливое тело очкарика на спину.
– Извини, парень. Помочь я тебе не помог, да и даже отомстить не пытался. Хотел выжить. Но уж так вышло, что я твой наследник… – бросая рюкзак очкарика к стене, где почище, пробурчал я про себя и ощупал нагрудные карманы, благо там крови вообще не было.
Во внутреннем левом нашел пакет с деньгами. Открыв его, присвистнул. Очкарик был солидно богаче меня, у него в конверте лежали десятки, которых я целых шестьдесят штук насчитал. Похоже, он тоже ими не пользовался. В карманах штанов ничего, кроме чистого и простого носового платка, не было. Сложив его, я засунул платок в задний карман своих брюк. Мне без сопливчика трудновато обходиться. Так что и эта часть наследства в строку.
Больше ничего особого у ботаника не было, разве серебряный крестик вывалился из-за ворота. Но я его аккуратно заправил обратно – похоже, это единственное, что осталось у парня. Что интересно, он ни запасных патронов в карман не положил, ни ножа на пояс не повесил. Интересно, есть ли у него нож вообще?
С уркой было с одной стороны проще, с другой сложнее. Его рюкзак лежал у стены напротив, примерно там же, где был и рюкзак второго. В кармане шинели я нашел пяток патронов двенадцатого калибра, с крупной дробью и пулями. С пояса снял нож, такой же, как и у второго, из какой-то китайской колонии, «умри от зависти, полковник Боуи». Огромный тесак из какой-то вроде нержавейки, с латунной гардой и рукоятью из дерева. А вот деньги нашлись в кармане брюк, причем обмоченных. Видимо, сфинктеры расслабились, и напрудил под себя. И деньги тоже промокли. Кстати, тоже полторы сотни кредитов. Брезгливо прополоскав купюры в бочке с дождевой водой, я передал полтинник однушками и полтинник пятерками еврею.
Тот усмехнулся и повернулся к подъехавшей телеге с двумя крепкими парнями. Те спокойно, без излишних эмоций завернули тела и жертвы, и насильника в запятнанный брезент и уложили на телегу. Лошадь было фыркнула и нервно переступила, учуяв свежую кровь, но ей под нос сунули яблоко, и она быстро успокоилась.
– Что на могилках написать? И по какому обряду хоронить? – вытащив из кармана простой блокнот и огрызок карандаша, спросил Аарон Моисеевич.
– Не знаю, наверное, по православному. Обоих. А написать? – Я нагнулся и поднял очки с треснувшим стеклом. Передал их еврею. – На могиле этого парня напишите «Очкарик» и на крест очки повесьте. А на могиле второго ничего не надо. Я его не трогал, просто шел мимо, сам на меня напал.
– Ладно, нам тогда пора. Скоро еще одного клиента привезут, – кивнув в сторону, куда на звон пришло прилично народу, сказал гробовщик. И, усевшись на телегу, он хотел вожжами понукнуть лошадь, но я его остановил.
– Аарон Моисеевич, а как много у вас работы с новичками?
– От десяти до тридцати человек с каждого рейса, парень. – И еврей стегнул лошадь.
М-да.
