стоять по нос в терьмо, и все вы будет жить как русская свыня…
Старика занесло. Он явно перегнул. Такого сочного фольклорного набора я не слышал от него ни разу.
– Э-э, батяня! – вспылил Тенгиз. – Ты что себе, фриц недобитый, позволяешь?! Ты где находишься, курва?! Да я тебе, обанный бабай, сейчас напомню Берлин сорок пятого… Ты у меня, эдельвейснер траханый, сейчас мордой в сортир заглянешь…
Он, сжав кулаки, двинулся на старика, но Бэл схватил Тенгиза за руку и оттолкнул в сторону.
– Стоять!! – приказал он.
Мэд побледнела. Она прижалась щекой к плечу деда, исподлобья глядя на Тенгиза.
– Вот видишь, – сказал мне Бэл. – старикан полон сил и энергии и готов хоть сейчас взять в руки оружие. А что касается этого мямлика, – кивнул он на Глушкова, – то, видит Бог, я не гнал его сюда силой. Он сам напросился… Правильно, малыш? – ласковым голосом сказал Бэл покрывшемуся красными пятнами Глушкову. – В жизни всегда есть место подвигу!
Я молчал. Мне нечего было говорить, настолько дикую, несуразную идею выдвигал Бэл.
– Ну что? – подвел итог Бэл. – Будем считать, что мы заключили взаимовыгодный договор. Сейчас всем бай-бай, а завтра рано утром выходим в путь.
Я даже головой дернул от злости.
– Он что – пойдет в этих ботиночках? – кивнул я на Глушкова.
– Нет, ты обуешь и оденешь его по всем правилам высотного альпинизма, – ответил Бэл. – Не станешь же ты утверждать, что у тебя на складе нет снаряжения?
Значит, они взломали крайнюю бочку – базовый продуктовый и вещевой склад, подумал я, и вдруг почувствовал смертельную усталость и безразличие ко всему и всем. Гори оно все синим пламенем! И чего я так переживаю, что-то доказываю, пытаюсь переспорить? Поведу я их, куда прикажут. В горах, среди ледопадов, морен и кулуаров, где в мертвой тишине в предстартовом напряжении застыли лавины, я чувствую себя в своей стихии, и пусть первая же лавина или ледовая трещина станет для террористов могилой – я только помолюсь за это богу.
– Спокойной ночи! – буркнул я, встал и направился к двери, но Тенгиз преградил мне дорогу.
– Прости, приятель, но ночевать сегодня тебе придется здесь! – Он кивнул на кровать, где сидели дед с внучкой и, кривляясь, проговорил краем рта: – Может быть, тебе хочется впиндюрить немочку? Давай, дружбан, я не против!
– Клоун, – ответил я, рухнул на ближайшую к двери кровать, накрылся одеялом с головой и, как ни странно, моментально уснул.
12
Мне снился мой вечный сон, который всегда сопутствовал нервным перегрузкам. Я ползу по ледовой стене, вбивая клюв айсбайля в голубое тело льда, и вдруг срываюсь и лечу вниз. Дыхание, сердце и мысли замирают в ожидании удара. В ушах нарастает свист ветра. В животе – пустота. Секунда, другая, третья, и нет уже сил терпеть этот полет в бездну, и хочется закричать, как, наконец, я утопаю в глубоком и мягком, как пуховая перина, сугробе.
И просыпаюсь.
Перед
