ого я боюсь и потому в авантюры не влезаю. Живу тем, что изредка помогаю Климу перевозить бочки с килькой на московский поезд, и в сезон сдаю свою, так сказать, дачу, отдыхающим. На еду хватает, а больше мне и не надо. Веду здоровый аскетический образ жизни, по-прежнему увлекаюсь круглогодичным плаванием в море и горами. Это намного безопаснее и полезнее для здоровья.
Но вот Анна, по-моему, намерена поставить крест на моей затянувшейся эйфории. Всю зиму и весну звонила из Москвы, намекала, что хочет провести лето в Судаке. Я ей тоже намекал, что по прогнозам вода будет ледяной и грязной, потому что в километре от берега затонула баржа, и в море вылилось тридцать семь миллионов баррелей нефти, и ей лучше провести лето где-нибудь на Багамах, тем более, что ей, как сотруднице преуспевающей столичной торговой фирмы, это вполне по средствам. Я, конечно, поступил не по-джентельменски, солгав насчет прогнозов и затонувшей баржи, но больше нечем было удержать Анну от себя на дистанции.
– Ты как будто не рад, – сказала она, появившись ранним июньским утром на пороге моей квартиры. Протянула сумку, подставила щеку для поцелуя. – Извини, что так неожиданно, но меня скоропостижно выгнали в отпуск.
Мы не виделись с того дня, как простились на Ленинградском вокзале осенью прошлого года, вернувшись российским рыболовным теплоходом из Лимы. Она мало изменилась, даже каким-то чудом сохранила на лице бронзовый приамазонский загар. Но короткую стрижку, с которой ходила по сельве, обновлять не стала, и светлые волосы, стянутые на затылке заколкой из черного бархата, теперь доставали до плеч.
Я не стал лицемерно суетиться, изображать бурную радость и, даже не предложив кофе, отвел ее на дачу, расположенную под Портовой башней старой крепости и показал ей на крышу, хорошо замаскированную плотными зарослями виноградника.
– В домике, к сожалению, уже занято, – сказал я. – Но там тоже хорошо. Когда ты привыкнешь, тебя с крыши силой не стащишь.
Одно из немногих качеств, которое мне нравилось в Анне, – это то, что она умела быстро приспосабливаться к любым неудобствам. Я помню, как она босой разгуливала по Ла-Пасу, как мы целые сутки мчались в разогретой солнцем машине в Лиму, как она вытаскивала меня из прибоя, как спокойно отреагировала на взрыв в кузове нашей машины по пути в Пукальпу… Девушка восприняла крышу дачи так же, как и ту мрачную каюту, в которой нам пришлось плыть из Лимы в Питер. Она постучала ногой по деревянной, наполовину прогнившей лестнице, ведущей наверх, ухватилась рукой за ветку ореха и стала осторожно подниматься по ступеням.
– Да-да, конечно, – говорила она. – Здесь тоже неплохо. Вид замечательный. Крепость как на ладони, горы, мусорные баки… На раскладушку я могу рассчитывать? – спросила она минуту спустя, откинув ногой пустую бутылку из-под портвейна, которая с грохотом покатилась по ступеням вниз.
Я затащил наверх раскладушку и натянул на арматурном каркасе большой кусок полиэтиленовой пленки на случай дождя. Анна срывала грозди черешни и стреляла в меня косточками. Я прикручивал край пленки проволокой и мне некогда было уворачиваться. Она хотела что-то сказать и ловила мой взгляд.
– Через несколько дней мужик с сыном уедут, и можешь поселиться в домике. Душ и туалет внизу, кухня на веранде. Газа, правда, нет, так что пользуйся электроплиткой. За все – полдоллара в день.
Я старался не смотреть ей в глаза. Анна же не сводила с меня взгляда и покусывала дужку очков.
– Говоришь, за все – полдоллара? Ну хорошо.
Я спускался по скрипучим ступеням, и в мою спину летела очередь косточек. Так-то лучше, думал я. Все, что с нами было – в далеком прошлом. Не хочу об этом говорить, не хочу вспоминать. Все лишь привиделось в горячем бреду. Прошло, растаяло, как снег, быльем поросло, мхом покрылось. Баста!
Два дня мы не встречались. Мне стало известно, что Анна нашла себе подружку из пансионата железнодорожников, и они с утра до вечера пропадали на нудистском пляже под Соколом, а когда темнело, спускались на набережную и подолгу шлифовали ее, попутно сворачивая к белым столикам открытых кафе. Я был занят работой, и почти не думал об Анне. Рыбаки засекли косяк кильки и каждый вечер сгружали на причал полные бочки слабосоленой рыбы. Отдыхающих было еще мало, и на набережной торговля шла вяло. Зато у Клима не было конкурентов. Он быстро договаривался с рыбаками насчет цены, покупал несколько бочек и переправлял их в Симферополь на московский поезд. Собственно, я и занимался перевозкой бочек из Судака на вокзал. Все остальное делал Клим.
О том, чем заполняет свой досуг Анна, мне регулярно докладывал Клим. Такая роскошная леди не могла остаться незамеченной им. Он мне завидовал и предлагал переселить Анну в его лодочный гараж.
– Послушай, Кирилл, тебе должно быть стыдно, что девушка живет у тебя в таких условиях.
– Она очень любит черешню, – ответил я. – И вообще, она сначала собиралась жить в гамаке на дереве. У многих богатых москвичей
