ющий взгляд паромщика, устремленный к стылым океанским водам, говорил о том, что он курил ее достаточно долго, чтобы его нервная система давно превратилась в подобие выжженной чрезмерным напряжением электрической сети.
– Переправиться? Да пожалуйста, – ответил он равнодушно. – Два денье за двоих, еще три – за доспех. Стало быть, всего пять. Паром отчаливает через два часа.
– А далеко ли Грауштейн?
– Пять сотен рут. Только не обычных, а брауншвейгских.
Гримберт мысленно выругался. Воспитанный Магнебодом в почтении к имперской системе мер, он в равной степени хорошо мог считать как в километрах, так и в туазах и лигах, принятых на восточных рубежах, но здешние мерки не раз ставили его в тупик. Не так-то просто навскидку вспомнить, сколько метров будет в брауншвейгской руте и чем она отличается от ганноверской или баденской.
«Серый Судья» охотно пришел на помощь, хоть и не отличался великим умом. Вышло два километра с лишком. Совсем не впечатляющее расстояние, если мерить по суше, но весьма солидное, если речь идет о водах Сарматского океана.
– Отлично. Мой оруженосец заплатит. Но я хотел бы отправиться прямо сейчас.
Это не произвело на паромщика никакого впечатления.
– Паром к Грауштейну отправляется через два часа.
– Ну ты, бездельник! – рыкнул Берхард, теряя терпение. – Разуй свои овечьи бельма! Не видишь, что ли, что перед тобой рыцарь?
Паромщик равнодушно скользнул взглядом по броне «Серого Судьи». Судя по всему, доспех не внушил ему надлежащего благоговения, и Гримберт понимал отчего. Его доспех настолько же походил на тех рыцарей, что рисуют обычно на афишах, возвещая начало какого-нибудь турнира, насколько сам паромщик – на святого Петра. Ни пышного плюмажа, ни выписанного хорошей краской герба на груди, ни свиты – одна лишь невыразительная серая сталь, и та не полированная, а потертая, обожженная, покрытая оспинами старых попаданий и латками наспех заделанных пробоин. Даже расчехли он оба своих трехдюймовых орудия, едва ли это заставило «Серого Судью» выглядеть хоть сколько-нибудь представительнее.
Орудия были инсбругской работы, и Гримберт втайне ими гордился. Приобретенные не так давно, съевшие их с Берхардом доход за последний год, они не превращали «Серого Судью» в грозного противника, но, по крайней мере, позволяли Гримберту не прятаться в придорожных кустах от стыда всякий раз, когда он слышал приближающиеся шаги бронированного собрата.
– Нынче в Грауштейне рыцарей больше, чем козьего дерьма на тропе, – паромщик сплюнул себе под ноги сгусток синеватой от курева слюны. – Только за сегодня троих перевез. Прут и прут, как черти…
Берхард с глухим ворчанием опустил руку на рукоять суковатой дубинки. Гримберт с удовольствием понаблюдал бы за тем, как он преподает паромщику урок хороших манер, а то и сам бы превратил наглеца в кровавую ветошь короткой пулеметной очередью, но с сожалением признал, что в этот раз придется сдержаться.
– Брось этого осла, Берхард, – раздраженно приказал он. – Я на «Судье» переправлюсь по дну, а ты дождись парома и доставь мулов с припасами. Заодно сэкономим пару монет…
– Не советую, сир рыцарь, – паромщик коротко зевнул, продемонстрировав изъеденную ядовитым зельем пасть, полную сгнивших зубов. – Не то придется мне осколки вашего доспеха еще пару дней из воды выуживать. Большие-то хоть на переплав сдать можно, а от мелких одна морока, только дно захламляют…
– Что ты несешь? – Гримберт вновь едва удержался от того, чтобы перерубить его пополам хлесткой пулеметной очередью. – Какие еще осколки?
Паромщик коротко кивнул в сторону океанской глади:
– Донные мины. Их еще в старину ставили, от кельтов, значит. Так и ржавеют с тех пор на донышке. Взрыватели магнитные, чуткость у них большая. Человека или там корову не тронут, а кто в доспехе вброд пойдет, обратно уже не выйдет, вот как.
Гримберт едва не заскрипел зубами. Стоило это предвидеть. Монастыри монахов-рыцарей часто оборудовались подобно крепостям, возводя многочисленные эшелоны обороны, ему следовало догадаться, что Грауштейн не являет собой исключения. Донные мины – серьезная штука, с такой стоит считаться.
– Ах ты дьявол…
– Да обождите вы, мессир, – буркнул паромщик, выбивая трубку, уже более миролюбиво. – Через два часа переправлю вас на остров, бережно, как Ной – зайчонка. Если хотите знать, на пароме паломники с самого раннего утра ждут, и ничего. Даже рыцарь один имеется, вроде вас, и ждет, как миленький, не злословит.
– Заплати этому мерзавцу пять денье, Берхард. Так что, много народу нынче на острове?
Пять серебряных монет, переданных Берхардом паромщику, не сделали его более приветливым, но немного разговорили. Некоторым металлам свойственно потрясающе
