из детского дома, только всё по делу, да и вообще он был постоянно занят каким-нибудь очередным поручением, – и так было всегда, изо дня в день, без изменений, без появления в его жизни чего-то или кого-то нового. Может быть, именно поэтому Антон до сих пор не мог забыть того случая с алкоголичкой, – ведь тогда у него появился новый стимул жить. Тот случай, если угодно, разбавил его монотонную жизнь, привнеся в нее новый смысл.
Антон с детства не знал женской заботы и научился во всем полагаться на самого себя, обслуживать, стирать и штопать одежду. Ему казалось, что у него это выходит весьма неплохо, – но стороннему наблюдателю сразу становилось ясно, что нет во всём этом аккуратной, деликатной женской руки. Антон зачастую был неопрятен, – он просто не успевал выстирать свою одежду, а грязнилась она быстро. От тяжелого физического труда он потел, в подмышках появлялись темные разводы, которые, высыхая, превращались в трудно выводимые пятна. Таская мешки с крупами и мукой, Антон покрывался тонким слоем белой пудры. Когда он мел двор, он наметал себе полные ботинки уличной пыли… Порой Антону не хватало времени, а главное, – физических сил, чтобы привести себя в порядок, помыться как следует. Как правило, он всегда делал это наспех. Также наспех и неаккуратно он стриг ногти и бороду. «Подровнял!»» – досадливо говорил он, хотя к слову «ровно» результат имел весьма опосредованное отношение…
Пределом мечтаний Антона стал бы кто-то, кто согласился бы просто о нем заботится, не взирая на его отвратительное лицо. Антон всё прекрасно про себя знал и не питал иллюзий на свой счёт. Многие девушки в мечтах рисуют себя сердобольными барышнями, способными полюбить ущербного калеку, но эти мечты слишком уж идеализированы. Когда дело доходит до реальности, весь пыл куда-то улетучивается. Ведь перед ними предстает не просто ущербный калека, а сложный живой человек, не с одной только физической инвалидностью, но и с искалеченной душой.
И потом, это ведь не принц в нищенских одеждах: от него, бывает, плохо пахнет, у него куча испорченных зубов, – да еще и ни гроша за душой впридачу. Одним словом, девушки на такого, как Антон, не смотрели. Да и он, лишенный всяческого опыта общения с ними, понятия не имел, что это за существа, какой нужен к ним подход. Да и мог ли он, одноглазый, с корявой рукой, кому-то действительно понравиться?
Честно сказать, со временем Антон настолько сжился со своим одиночеством, что появление какой-то девушки в его жизни причинило бы ему, наверное, физические страдания. Так бывает: когда очень привыкаешь к чему-нибудь, даже плохому, лишение этого сродни тому, как если бы у тебя вырвали что-то с венами, с мясом.
С этими мыслями Антон шагнул из дождя в дверной проем общего входа. Он не любил им пользоваться, предпочитая запасные входы, тем более что у него были ключи от всех здешних дверей. Антону казалось, что это какая-то привилегия, которая на него не распространяется, – пользоваться
