я, – озадаченно протянул Шульц, почёсывая затылок.
– Странно это всё.
– Был бы здесь блондинчик…
– А он у вас главный по нечисти? – спросила помощница Бернхарда.
Она как раз закончила с уборкой последнего стола, оказавшегося рядом с тем, за которым расположились трое мужчин и кобольт. Ху́лда оглядела помещение харчевни и удовлетворённо выдохнула.
– Он охотник какой-то или кто? – уточнила она.
– Вроде того, – буркнул Лоску́тик, косясь на девушку. – Тебе ли не знать.
– Так я его однажды только видела. Когда в Ро́ттен пришла.
Помощница потёрла поясницу и села на лавку.
– Ну да, ну да, – хмыкнул музыкант.
– Что-то меня совсем не радует происходящее между вами, – нахмурился Бернхард. – Вы, случаем, не бывшие?
– Святой Дуб! – воскликнул арфист. – Как ты мог такое подумать?!
– Мало ли, – пожал плечами тавернщик.
– Я с ним?! – затреугольничала помощница.
– А чем он плох? – удивился Анико. – Местные женщины им вполне довольны. Я бы даже сказал – впечатлены.
– Я тоже был впечатлён, – признался Бернхард. – Особенно его первым выступлением. Тогда вся харчевня, так сказать, впечатлилась…
– Да чего вы привязались! Я говорил уже: «не всем дано понять высокое искусство»! – возмутился Лоскутик.
– Фрау Хельюи́дис дано, – заржал кобольт. – И не только понять, но и вкусить.
– Да, она так воодушевилась от уроков игры на арфе! Даже подруг привела, – добавил тавернщик.
– А я думал, – прищурился Шульц, – что они просто тра…
– Тратят свои деньги и время, – закивал кобольт. – Да-да. Тебе ещё шнапсику налить?
– Даже не знаю. Уже вечер. Вот, что мне делать, если эта тварь опять на меня нападёт?
– А ты днём выпивай, раз трезвый образ жизни вести не можешь. А ночью спи, как все нормальные люди.
– Я употребляю, когда организм просит, – обиделся Шульц.
– Больно часто он у тебя это делает, – заметила помощница Бернхарда. – Хоть бы закусывал, а то мешаешь одно с другим.
– Ничего я не мешаю. Грушевый шнапс надо светленьким пивком запивать, тогда прям хорошо получается.
– А когда клиент за выпивку платит, так ещё лучше выходит, – небрежно бросил хозяин таверны и покашлял в кулак.
– Почему только я?! Что-то я не замечал, чтобы эти двое платили хотя бы за пиво, – пьяница демонстративно надулся и сложил руки на груди. – Чуть что, так сразу Шульц! Шульц, гони звоньки! Шульц, отрабатывай!
– Я за комнату плачу и с занятий отчисления делаю, – гордо сообщил Лоскутик. – У меня всё честно.
– А я тут работаю, – пожала плечами девушка.
– Значит, мне опять тарелки мыть? – вздохнул пьяница.
– Нет, – улыбнулся кобольт. – Картошку будешь чистить.
После изгнания Гюнтера из города, Роттен постепенно возвращался к привычному образу жизни. Воины Истинного Треугольника больше не появлялись. О жене ясеня почти забыли. И только пенёк, оставшийся от дерева, напоминал о когда-то жившей в нём нимфе.
Бернхард помалкивал о голове татцельвурма. Анико старался не показываться на глаза, дабы случайно не быть замеченным посторонними, и радовался появлению Хулды в качестве помощницы тавернщика. Девушка же, будучи в городе человеком новым, то и дело притягивала взгляды мужской части населения, из-за чего не единожды становилась объектом комплиментов, сальных и не очень. Реагировала она на них одинаково бесстрастно, за что уже успела получить прозвище «льдышка».
Вечера девушка проводила в своей комнате, уткнувшись в книги, предпочитая не появляться в харчевне, особенно если там находился Лоскутик. Арфист же проявлял к ней странную нетерпимость. Каждый раз, заметив Хулду, музыкант принимался ворчать и бубнить себе под нос всякие гадости. Такое поведение, по мнению Шульца, свидетельствовало о неудачном флирте, а, по мнению Бернхарда, об оставшихся в прошлом неудачных отношениях. Возмущённый отказ Джебург признавать давнее знакомство с артистом и даже довод о её появлении в городе всего несколько дней назад не возымели никакого эффекта.
В тот день, когда Шульц заявился в харчевню почти перед самым закрытием, Лоскутик давал очередной концерт. Уже привыкшая к его эксцентричной манере исполнения публика, теперь гораздо спокойнее реагировала на страшные звуки, изрыгаемые арфистом, хотя многих из посетителей дрожь пронимала до сих
