Скажи откровенно, почему Второй главк (штаб контрразведки страны) не работает, как того требует обстановка?
– Не знаю, Юрий Владимирович.
Не хотелось мне отвечать. Уклонился от прямого ответа. Стал что-то объяснять, но туманно и расплывчато.
– Нет, ты давай откровенно, прямо, как всегда. Или не хочешь отвечать на вопрос?
– Не хочу, Юрий Владимирович.
– Сам ведь работал в Главке, знаешь его изнутри.
– Ну, раз откровенно, так откровенно.
И стал перечислять, загибая пальцы, проблемы контрразведки, мешающие, на мой взгляд, работать. А закончил вот чем:
– Главная проблема, Юрий Владимирович, в руководстве.
Пока Г.К. Цинев будет начальником Главка, толку не будет. Он всех задергал, запугал…
– А куда же его денешь. Всем известна его личная дружба с Брежневым.
– Знаю, Юрий Владимирович. Самый простой выход – выдвинуть его заместителем председателя Комитета и дать ему второстепенные вопросы – хозяйственные, финансы, архивы. И Цинев будет доволен, и Брежнев не станет возражать.
Посмотрел он на меня, задумался. А через несколько месяцев выдвинул Цинева в замы. Кто мог предположить, что по прошествии еще нескольких лет Цинев станет первым заместителем председателя КГБ СССР, Героем Социалистического Труда, генералом армии, членом ЦК КПСС?! Фактически больше, чем первый зам.
Все бы ничего. Состоялся откровенный разговор, мало ли таких было. Я стал о нем забывать. По обыкновению, в середине отпуска Юрий Владимирович улетел в Москву провести заседание коллегии. И повел на ней разговор о недостатках в работе контрразведки, перечисляя их и спрашивая остальных.
– Вот такой недостаток?
– Правильно, Юрий Владимирович.
– А это?
– Правильно.
Перечислил все и говорит:
– Сегодня вы дружно подтверждаете: «Правильно, правильно, Юрий Владимирович!» А почему вы, члены коллегии, за все эти годы ни разу не сказали мне об этом? Нордман в Кисловодске за десять дней мог сказать, а вы… правильно, правильно…
Это был еще тот «подарочек» для меня. Потом мне некоторые по-дружески говорили, мол, чудак ты или мудак, сам же своими руками плодишь себе недругов.
– А как я мог поступить? Пытался уйти от ответа, но Юрий Владимирович настоял: «Всегда между нами была откровенность, а теперь…».
Кое-кто все это запомнил и долго не забывал. Особенно остро я на своей шкуре почувствовал силу этой «памяти» после того, как маятник моей биографии пошел вниз… Даже в 80-е годы, когда представляли к наградам, чья-то «заботливая» рука вычеркивала мою фамилию из списков.
Вот так пооткровенничал. Но не жалею – не покривил душой, значит, поступил правильно.
* * *
Однажды в Домбае Юрий Владимирович любовался белоснежными вершинами, радовался жизни и вдруг, обращаясь к первому секретарю крайкома партии М.С. Горбачеву, говорит:
–
