знает, хотя слухи распространяются ой как быстро!
– Ага, особенно те, о моем позоре связанном с герцогами.
– Да, такое не скоро забудут, – вздохнула Мирелла. Старушка провела меня на кухню, там высыпала картофель в таз с водой, и принялась чистить клубни. – Но, надо сказать, что о тебе никто не думает ничего плохого. Если бы были осуждения, я б знала!
– Я иду на праздник не одна, – выпалила и поджала губы. Чего тянуть-то? Если сейчас не расскажу, то вообще никогда не скажу!
Мирелла отбросила в пустой таз очищенную картофелину и взглянула на меня с прищуром.
– Господин Догрус все-таки решился пригласить?
– Ни слова об этом человеке! – я закатила глаза, фыркнув.
– Так он и не человек, – хихикнула старушка, но тут же приняла серьезный вид, продолжая чистить овощи. – Не знаю, Алиска, что между вами произошло, но мой тебе совет – не будь так категорична в отношении к Райну. Нет, разумеется, в мужья он тебе не годится, но…
– Бабушка!
– Ладно-ладно, молчу. Так с кем ты идешь?
– С Мистирьей, – произнесла на выдохе и словно защищаясь, сложила руки на груди.
Раздался плеск воды – у бабули из руки выпал нож прямо в таз.
– С кем-то в городе познакомилась?..
– Нет, ба. С нашей Мистирьей, кикиморой.
– С ума сошла? – вскричала Мирелла, да так громко, что я вздрогнула в страхе. – Что о тебе люди будут говорить?!
– Все равно! Эти люди – они и не люди вовсе, если позволяют себе так относиться к живому существу! Ну и что, что она кикимора? Это делает ее плохой?
– Она из рода убийц, Алиса!
– Мне уже рассказали, кто они такие и откуда появились, но Мистирья не имеет никакого отношения к вражеским набегам своих предков.
– У нее в крови жестокость, и ничто этого не исправит!
– Да с чего ты взяла, ба?! – Еще чуть-чуть и мы поругаемся. Я прикусила язык, сделала жалобные глаза и сложила ладони в умоляющем жесте. – Пожалуйста, поверь мне, Мистирья не делала ничего плохого, я это знаю!
– Откуда ты можешь знать? Она кикимора! Тварь болотная, дитя погубленных Созданием духов!
Мирелла все кричала и кричала, размахивала руками, а потом заплакала и принялась со злостью чистить оставшуюся картошку.
– Все, не хочу ничего слышать, Алиса, – всхлипывала она. – Ты вольна делать что хочешь, но когда соседи начнут распускать слухи насчет тебя, не говори, что я не предупреждала.
Мне очень хотелось развернуться и выйти из дома. Во мне боролось чувство справедливости с чувством жалости к бабушке, и последнее победило. Я села на стульчик рядом с Миреллой и обняла ее крепко-крепко.
– Мне все равно, что подумают люди, главное, чтобы ты не обижалась на меня.
– Я не обижаюсь, все понимаю. Когда Сашенька был жив, мне приходилось встречать каждый рассвет со страхом за свое будущее. Если бы люди узнали, что
