но страх стекает по плечам холодными струями.
Часть меня – душа, наверное? – уже догадалась об обмане, но разум отстаёт, всё ещё расслабленный под влиянием момента, крепкого вина и любимых рук.
Его пальцы водят по моим губам, касаются языка, снова спускаются к груди.
Бёдра. Его бёдра с силой вжимаются в мою спину.
Спираль паники растягивается до предела.
Я знаю, что не так.
Осознание взрывается вспышкой.
Пряжка чужого ремня царапает спину. Громко звякает при движениях.
Пряжка ковбойского ремня.
Данила не смог надеть ремень, он оказался большим и неудобным, и мы оставили его дома. Всю дорогу смеялись над тем, как вот-вот упадут его ковбойские штаны.
На Даниле нет ремня.
Иногда мысли текут слишком медленно, и ты знаешь, что потом будешь клясть и презирать себя за эту задержку.
И тут я слышу далёкий смех Анны Степановны.
– Данька, ты, ей-богу, как ребёнок! – хохочет она. – Тебе в детский сад надо, а ты жениться надумал.
Воздух вырывается из лёгких с хлопком.
Данила с матерью на кухне.
Ласкающие меня руки замирают. Чужие руки. В них я признала жениха, которого должна помнить, чувствовать и любить настолько, чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах не спутать с другим мужчиной.
Моё тело взрывается бурей гнева, готовясь напасть на обидчика, но уже поздно. С силой толкнув меня к окну, мужчина перемахивает через перила, растворяясь в темноте прихожей. Я еле удерживаюсь на ногах, повиснув на подоконнике в овале серебристого лунного света. Неровном, словно надкусанном тьмой.
С криком «Стой!» отталкиваюсь от пола и прыгаю через несколько ступеней, не касаясь перил. Я одержима разоблачением, но, к сожалению, меня подводит обувь. На повороте каблук цепляется за край ковра, и я лечу вниз, подсчитывая ступени задом.
– Что за… – раздаётся крик Ивана, и ко мне спешат все четверо. Данила с матерью выходят из кухни, на ходу включая свет в коридоре. Данила держит в руках блюдо и столовую ложку, запыхавшаяся Анна Степановна держится за сердце. Иван появляется из гостиной, из неё два выхода, один на кухню, второй в прихожую. Алексей выходит из ванной, вытирая руки о полосатое полотенце.
Я всё ещё падаю, но их появление запечатлевается в памяти, как первая страница детективной истории. Испуг в глазах жениха, рассыпанные овощи на ковре. То, как Данила несётся ко мне, расталкивая братьев. Хмурый взгляд Алексея, скользящий по моему телу в поисках повреждений. Протянутые руки Ивана и крик на его губах.
Анна Степановна прислонилась к стене. Она тяжело дышит и держится за сердце.
– Что ж ты так… – бормочет непонятно кому.
– Мама! – Все, кроме Данилы, бросаются к матери.
– Да в порядке я, лучше займитесь Никой! – ругается она, но братья Данилы поддерживают её с двух сторон. Пряжки ковбойских ремней отсвечивают тусклым металлом.
