рукава рубахи виднелась тонкая молодая рука, и рука эта была мало огрублена суровой крестьянской работой: видно, немного несла она ее.
Девушка сидела у стола и торопливо шила. К однообразному крику сверчка, к странному и глухому шепоту, который слышался на печке, присоединялось частое ширканье нитки, сшивающей какие-то лоскутки. Девушка вся была погружена в работу, изредка она останавливалась, разглядывала шитье, немного сбоченив голову на ту или другую сторону, и тихо, без слов запевала какую-то песенку, потом опять принималась шить, умолкала, и тогда немного сдвинувшиеся брови и наморщенный лоб обозначали заботу, между тем как на губах отражалась какая-то веселая и светлая мысль.
Вдруг в запертое окно кто-то стукнул.
Девушка вздрогнула, закрыла свет рукой и стала всматриваться, но частый скрип женских шагов по снегу послышался вдоль внутренней стены, потом на крыльце – и дверь растворилась.
Густой пар холодного воздуха влетел в избушку, но дверь захлопнулась, пар исчез и, выступив из него, к столу подошла другая девушка. Пришедшая была невысокого роста, тоже молоденькая, но полненькая, яркий румянец от мороза сильно горел на ее щеках, вздернутый носик покраснел, и русые волосы, немного желтого отлива, слегка заиндевели, бойкое круглое и хорошенькое лицо ее выглядывало из красного платка, который покрывал голову и был завязан у полного подбородка, на плечи была накинута овчинная шубенка.
– Здорово, Васена! – сказала вполголоса вошедшая, целуясь с хозяйкой. – Я за тобой прибежала.
– А, это ты, Дуня! А что?
– Да девки собрались и уже пошли по деревне. Пойдем и мы, нам еще впервой ходить.
– Постой, вот я бабушке скажусь.
– А она дома? – спросила Дуня.
– Слышь!
Но в это время шепот замолк, и послышался дребезжащий голос:
– Кто это пришел?
– Здорово, баушка, это я!
– А, ты, Дуня! Что тебе?
– Отпусти, баушка, Васену – тауси петь, мы еще с ней не ходили.
– Тауси? Ну пусть идет, таусень[24] надо справлять.
Во время переговоров Васена сложила работу и прислушивалась к словам бабушки, но, получив согласие, тотчас же вскочила.
– Вот я только переоденусь, – сказала она и зашла за перегородку.
– А ты скорей, смотри! – сказала Дуня и стала греть руки у печи.
Вскоре вышла Васена в тонкой белой рубашке и новом малиновом кумачном сарафане, она перетянула его плетеным поясом, и молодая грудь ее едва обозначилась. Затем она накинула платок на голову и шубенку на плечи.
– Баушка, ты загаси огонь, – сказала она.
– Ладно! – отвечал дребезжащий голос, и они вышли.
– Пойдем скорей, Федюшка, чай, продрог, – сказала Дуня, едва они
