молчала, сидела, будто окаменела враз. Не истерила, не плакала, только смотрела на профессора удивленно – что вы такое несете, мол…
– Я думаю, вам сейчас не отчаиваться надо, дорогая моя, а с силами собраться. Действовать как-то надо. Денег добыть, визу сделать… Списаться с клиникой, вызов оформить…
– Денег добыть, говорите? Да где ж их добыть, что вы… У меня ж ничего нет… Я одна вон двоих дочерей поднимаю, живем как нищие, из копейки в копейку. И много тех денег надо, чтобы за операцию заплатить?
– Много. Очень много. Там бесплатно ничего не делают. Я даже озвучить боюсь сколько…
– Так вы озвучьте, чего уж! Не стесняйтесь! Озвучьте, сколько жизнь моей доченьки будет стоить!
После того как профессор все же озвучил сумму, ей показалось, что мама сейчас потеряет сознание. Она даже заваливаться начала как-то боком, и пришлось ее поддержать, подставив плечо. И самой разговаривать с профессором.
– Но ведь у вас были такие случаи, правда? Чтобы вы больным советовали в Германию на операцию ехать? Как другие-то справлялись? Ведь находили же где-то деньги, правда?
– Бывало, и находили… Дачи продавали, машины… Да все продавали, что могли продать. В долги бешеные влезали…
– Но нам и продать нечего, вот в чем дело. У нас ни дачи, ни машины нет. И в долг нам никто не даст. У нас все знакомые такие же, как мы…
– А вы не отчаивайтесь так сразу. Вы просто примите это обстоятельство в себя, свыкнитесь с ним, подумайте. Говорят, безвыходных ситуаций не бывает.
– Ой, да что тут думать…
– Не надо так, милая девушка, не надо. Вы ведь даже еще и не вникли в ситуацию, и мама ваша… Плохо ей сейчас, не пугайте ее. Езжайте домой, подумайте… Вашу девочку мы оставим в больнице, будем пока поддерживать. Но долго не получится, учтите…
Профессор глянул на часы и тут же развел руки в стороны:
– Это, собственно, все, что я могу вам сказать… Простите, меня пациенты ждут, надо идти. Я скажу сейчас медсестре, чтобы вас проводила.
– Да не надо, мы сами дойдем… – тихо проговорила она, пытаясь поднять маму со стула. Тянула ее за локоть, а та все никак не вставала, все глядела на профессора в надежде.
Наконец поднялась тяжело. Так и вела ее к выходу, крепко поддерживая за локоть. И потом, когда ехали в электричке, тоже не выпускала ее локоть из руки. Хотя сама себя чувствовала из рук вон плохо – опять эта проклятая тошнота накатывала волнами. И почему-то одна только мысль была в голове – ну почему, почему сразу так много всего навалилось? И сестра заболела, и от Алеши давно писем нет, и тошнота такая, что хоть умри… Вот приехать бы сейчас домой, лечь в постель, укрыться с головой одеялом и уснуть! А проснуться – и все хорошо будет… И Лида выздоровеет, и от Алеши письмо придет, и ребеночек, живущий внутри, мучить ее перестанет… Ой, да лишь бы Алеша жив был, господи… Лишь бы жив…
Утром мама разбудила ее очень рано, за окном еще только светать начало:
– Вставай, хватит спать! Кончилось наше с тобой спанье, хватит! У тебя сестра
