городской стены. Северин свернул вправо и поскакал вдоль фортификационного сооружения до следующего подъема: узкая извилистая крытая лестница, выдолбленная в скале, вела к одинокой цилиндрической башне, виднеющейся из-за яблонь. Форма постройки сразу выдавала ее небольшой, по сравнению с другими зданиями Кронфеста, срок службы, но она предназначалась не для обороны.
Прежде чем шагнуть на ступени, Северин велел своим людям ждать его, и только потом скрылся в узком проеме. Через несколько десятков футов камень над головой исчез, и слабый солнечный свет просочился сквозь густые ветки, закрывающие небо. Но вот и они расступились, а лестница вывела Северина на открытую местность. Перед ним показалась та самая круглая, обросшая лозой башня. На остроугольной крыше виднелся металлический круглый символ гансовского ветвизма: дерево, корни которого с нижней части изображения поднимались вверх и обволакивали ствол, и ветки, стремящиеся вниз, закрывающие корни, образующие окружность. Эта башня – храм.
Барон Северин неспешно направился по земляной дороге к зданию. Трава, еще не потерявшая цвет, плавно и умиротворенно шелестела на ветру, опускаясь и поднимаясь волнами, словно водная гладь. Плотная полоса деревьев, отделяющих территорию церкви от оборонительных сооружений, осталась позади. Шелест листьев постепенно стихал, и когда Рейнер добрался до двери, вовсе пропал.
Из дверного проема доносились голоса. Один из них Рейнер узнал: он принадлежал брату Гоцу. Второй был незнаком, но барон решил не мешать и отправился на задний двор, к фамильному кладбищу Манаэлей. Его встретило множество надгробий и мраморных статуй, все с символом ветвизма. По обычаю, тела благочестивых ветвистиан сжигали на костре, а прах развеивали по ветру, но поставить памятный знак все равно считалось необходимым, в качестве свидетельства о всеобщем уважении. Одна статуя изображала высокого тощего человека с каменной табличкой в руках, надпись внизу гласила, что сие сооружение воздвигнуто в честь Эрнеста Манаэля. Соседний памятник принадлежал некой Лилиане Манаэль, женщине с притягательными формами, намеренно преувеличенными скульптором, видимо, по заказу самой госпожи Лилиан. Поодаль располагался гордый воин с мечом наголо, имя ему – Гарвин Манаэль. Все они ушли из жизни: кто-то раньше, кто-то позже, кто-то от меча, кто-то дома в теплой постели, и все они глядели на запад, в сторону моря.
Ветер будто бы усилился. Плащ Рейнера беспокойно затрепыхался, а волны на траве зачастили. Барон увидел фигуру человека, закутанного в простой коричневый плащ без герба или ремесленного символа. Человек стоял спиной к Северину, склонив голову перед большой статуей из белого камня: мраморный плечистый мужчина с горбатым носом сидел на квадратном троне, окидывая взглядом бескрайний простор, раскинувшийся пред ним голубой скатертью. То был нашедший покой Бруно Манаэль, отец Сиджи Манаэля, действующего правителя Фестунга.
Барон
