красный цветок герани. Кто-то крикнул ей со смехом: «Каспаровна, что ж ты цветы казенные портишь?» Старушка погладила Луку по голове и вытерла себе глаза трясущейся рукой.
Следом за ней на сцену вышел высокий старик в свитере со спущенными петлями и обеими своими стальными ладонями затряс Луке руку.
– Серебряков, – представился он. – Очень, очень рад. Не знаю, как тебя по отчеству…
– Петрович, – подсказал Лука.
– Лука Петрович, позволь подарить тебе… – Старик охлопал себя по карманам и груди, потом снял с запястья тяжелые командирские часы. – Не обидь старика!
Лука смутился, но взял часы и сжал их в кулаке.
И все начали подходить к нему, говорить добрые слова, что-то желать, о чем-то рассказывать…
Вера Николаевна подвела к нему девчонку-арапчонка.
– Вот, Лука, знакомься. Это Валюша, наш любимый волонтер.
Валя приподняла свой сползающий на глаза тюрбан.
– По какому случаю ты у нас такой мавр? – спросила у нее Вера Николаевна.
– Колядовать ходили, – ответила Валя и размазала краску на щеке.
…Провожать Луку на крыльцо вышли все. Вера Николаевна, кутаясь в шаль, обняла его и что-то сказала, но Лука не расслышал.
С посеребренного неба падали и падали белые хлопья.
На крыльцо выбежала Валя, из-под ее пуховика смешно торчали яркие шальвары.
– Эй, Капитан Белый Снег! – окликнула она Луку и снова поправила тюрбан. – У меня тоже для тебя подарок есть. Руку протяни.
Лука протянул.
Валя высыпала ему в ладонь горсть стеклянного бисера.
– От костюма отлетело, – простодушно объяснила Валя. – Ты в центр?
Лука кивнул.
– Вместе пойдем? – спросила Валя и потерла свой сажевый нос. Нос стал розовым и заблестел.
– Пойдем, – ответил Лука и ссыпал бисер в нагрудный карман.
Пассажирка
Простуженно затрещала рация на столе. За стеной громыхнул состав. Толстобокой железной гусеницей он полз по рельсам, отрезая эту сторожку от всего остального мира.
Женька открыла глаза, пошевелила пальцами ног в грубых шерстяных носках и поднялась с кровати. Тяжело ступая, она подошла к висящему на стене цветному календарю и отвернула прошедший месяц. Краешек синего моря и кусты бугенвиллии сменил сонный бульвар с влажной от летнего дождя брусчаткой.
Женя набрала из-под крана пригоршню ледяной воды и жадно выпила. Поглядывая на часы, она поставила на огонь кофейник в черных подпалинах, намазала маслом рваный кусок булки, подумала и соскребла масло обратно в масленку.
Отпивая горькими глотками кофе, Женька взглянула в замороженное окно. Она уже давно ничего там не видела. Ни расшатанная изгородь, ни железнодорожная насыпь, подпирающая плохо прорисованное небо, не попадали в поле ее зрения.
О тонкие стены сторожки нехотя ударялся
