на шесты или сбивать стрелами лепёшки. Но в углу двора виднелся всего один столб примерно в человеческий рост. Толстый, чёрный от времени и смолы. Наверное, он и прежде там был, только они мимо смотрели. Стоёк выглядел мало подходящим для лазанья, не нёс отметин от метания и стрельбы.
– Столб видите? – спросил Лихарь.
Ложки посмотрели в угол, а стень с удовольствием пояснил:
– Там ленивых и непослушных наказывать будем. Чтобы оставляли у столба либо свою вину, либо свою честь!
Ознобиша споткнулся на ровном месте. Сразу вспомнил вывернутые руки Ивеня. Да, кажется, не он один.
Сквара присмотрелся к столбу. Ни кольца, ни рассошины, чтобы перебросить верёвку.
Он спросил:
– А как наказывать будут, господин стень?
Лихарь покивал головой:
– Уж тебя-то длинный язык первого туда приведёт. Тогда и узнаешь.
Вместо луков им вручили широкие лопаты, окованные железом, велели подвязать ледоходные шипы к валенкам. Недавно прошёл снегопад – нужно было чистить дорогу.
В крепостные ворота упиралось много путей. Новых ложек погнали на тот, по которому собирались вывозить поганые бочки. С высокого берега была хорошо видна белая равнина залива и подползавшее с юга тёмное пятнышко. Кто-то ехал в Пятерь. Может, Ветер возвращался?
Ознобиша поднял голову:
– С чего взял, что Ветер?
– Дозорные на башне уже давно небось разглядели, а войско не всполошилось, – сказал Сквара. – И нас вот за ворота ведут… Значит, Ветер не Ветер, но всяко свои.
Ознобиша вдруг спросил:
– Ты что, соскучился по нему?
Сквара подумал, ответил:
– Его спросишь, он хоть объяснит. А Лихарь только гвоздит, какие мы дураки, да язык отрезать грозится.
– А тебе спрашивать охота…
Сквара нахмурился:
– Я сюда не хотел. Но коли попал, толку-то притворяться, что сейчас дома проснусь.
За пределами зеленца дорога некоторое время тянулась по гребню, где почти не было снега. Потом ныряла вниз и довольно скоро превращалась в этакий ров между двумя гладкими льдистыми стенами. Здесь уже пошли в ход лопаты. Оплавленные оттепелями стены стояли высокие, в хорошую косую сажень, поди ещё приноровись, чтобы выброшенный снег перелетал край и не валился обратно. Половину мальчишек, тех, что были поменьше, с самого начала загнали наверх – отгребать, перекидывать дальше. Иначе к концу зимы будет и не добросить.
Сквара поддевал снег, зашвыривал туда, где переступали обшитые кожей валенки Ознобиши. Привычное, но натужное дело требовало усилия всего стана. Здесь было ещё не так холодно, снег садился на лопату сплочёнными глыбками, работа шла споро. Дальше, где снег станет сыпучим, будет труднее.
Рядом топтался недовольный
