это у вас, доктор Юсупов, такой бардак в учреждении? – донесся до Родина гнусавый голос Бицке. – Ходят тут всякие без записей, шастают, как на проходном дворе. Доложить-с об этом надо. Опять этот недоучка у вас командует?
Андрей, который до этого старался наладить с мерзким врачебным инспектором дипломатические связи, только устало отмахнулся.
Ему хватало забот и без мелкого пакостника: в палате, где лежал храбрый мичман Максим Савостьянов, и правда творилось бог знает что. Во-первых, при мичмане всегда находился кто-то из членов его семьи: или отец, профессор ботаники, или одна из сестер, а то и все разом. Как ни пытались их выставить за двери, никакие увещевания не помогали, барышни тут же устраивали полные драматизма сцены со слезами и мольбами. Но, с другой стороны, помощи от них все равно было больше, чем от приставленной к Максиму медсестры Анюты, потому что (а это уже во-вторых) та вдруг вздумала влюбиться в Георгия и вела себя абсолютно неподобающе. А без Родина тоже обойтись было нельзя… И весь этот натуральный дурдом держался в каком-то подобии порядка только благодаря Юсупову.
– Ну, дорогой друг, что ты думаешь? – спросил Андрей, отведя Родина в сторону. – Что-то он как-то сдал за пару часов… – с этими словами главврач закатил глаза, изображая покойника. – Только что по палате ходил, шутил, спать лег и тут – на тебе…
Да, у Родина и Юсупова настала жаркая пора. Бравый моряк хоть и хорохорился, шутил с сестрами и отцом и вообще всячески подбадривал всех вокруг, сейчас выглядел совсем плохо. Температура начала расти, так что сбивать ее удавалось лишь незначительно, голову стали разрывать боли, от которых Максим то и дело срывался на стон, пока никто не слышал, хуже прочего были боли в мышцах и ломота в пояснице, от которой не спасали обезболивающие. А если прибавить к тому тошноту и холодный пот, то картина и правда вырисовывалась безрадостная.
– Симптомы – это следствие, пока мы тут с ним возимся, причина его уничтожает. Нужно зрить в корень, да только где он, я пока не знаю. Может, яд. Но кому в голову придет травить моряка, да еще и уволенного в запас? У него же ранение было на войне, на службу ему в ближайшее время вернуться не светит. Да и что это за яд такой? Чувствую, что-то мы упускаем. Крутится в голове, на самом кончике сознания, а все никак поймать не могу. Подумать мне нужно в тишине…
– Так езжай домой, я тебя прикрою.
Но Георгий только рукой махнул: стыдно бросать пациента. Да и Старокузнецк – город маленький, все равно кто-нибудь да прознает, что он дома, да тут же явится. Он ведь за дни болезни Максима к себе возвращался только рубашку сменить, и то прискакала Сечина-Ледянская. В ноги бросалась, умоляла быть с ней ласковым «в последний раз»… Будто первый был. Насилу отбился.
– Ну, нет так нет, тогда вот тебе, Енюша, ключ от моего кабинета. Закройся там да обмозгуй все как следует, а я пока приму удар на себя.
С этими словами Андрей направился к родственникам больного, отвлекая их внимание и давая Георгию возможность незаметно улизнуть.
Однако
