этим делом заниматься в машине, если нехилый домик имеется? Где ты слов таких нахваталась, под каким забором? С ума сойти! А мы-то думали, Юла соткана из улыбки, воздуха и света! Ничего себе, маскировалась.
– Я ваше порождение, Санечка, – сухо парировала Юля. – Мне приходилось лавировать среди вашего вранья, подобные маневры сильно портят характер.
За всю дорогу это был первый раз, когда Саня Ромуальдович с интересом и некоторой опаской уставился на нее. Она видела его боковым зрением и нарочно смотрела прямо, в лобовое стекло, невозмутимо бросив:
– Хочешь нас угробить? За дорогой следи, лично мне жить не надоело.
И пять минут натянутого молчания прошли как один миг. Просто у каждого было по полной голове мыслей – черных и белых, больных и вполне нормальных, в общем, кавардак, где все позиции представляются главными. В этом состоянии лучше не продолжать диалог, он заканчивается, как правило, взаимными обидами. Когда Саня остановился у дома, Юля не торопилась выйти из машины, он вынужденно заглушил мотор и отвернулся от пассажирки. Но еще минут пять прошло в молчании, прежде чем она заговорила, правда, ни разу не взглянув на него, будто боялась увидеть нечто неприятное:
– Меня поражает в нашей жизни, Саня, одна малюсенькая деталь, но она ломает большие планы, даже жизни. Ложь. Подумаешь, ерунда, да? Но эту ерунду никто не любит. Вот ты любишь, когда тебе лгут?.. Молчишь? Значит, не любишь. А ведь лгут практически все. Даже я. Правда, по мелочам… И ты лжешь наверняка не по мелочам. Главное, сколько весит ложь, иногда ее размеры слишком велики, чтобы… чтобы простить. Человек лжет, прикрывая свою врожденную подлость. Может быть, он не виноват, гены затесались лживые, доставшиеся от дедушки, который жил лет пятьсот назад, а лгун всего-то добивается лада, мира, гармонии. Но с его позиции мира и гармонии, в его понимании удобства. Притом, что особенно замечательно, от других он хочет… нет, требует честнейшей правды и благородства – эти качества любят все, только не у себя, а у других. Он прав, конечно, потому что ложь унизительна, омерзительна и оскорбительна. В общем, что хочу сказать… я все понимаю, Саня, не совсем дура… но почему роль тупого идеала отводится одной мне, а?
– Эт ты к чему?
Не имея ни малейшего желания растолковывать ему что-то еще, она открыла дверцу, ступила на девственно-чистый снег, вдохнула свежий и влажный воздух. И захлопнула дверцу. А потом пошла по аллее к дому, бубня под нос, но он не слышал:
– Я к тому, Саня, что ты мог быть со мной откровенней, а не прикидываться шлангом.
По звуку машина с Щелоковым умчалась, и Юля остановилась. Вот ее дом – мечта каждой Золушки, живущей в трущобах и только во снах видевшей себя в подобном тереме, где много света, комнат, простора… Теперь можно поставить жирное «но». Потому что далеко не все в подобных обиталищах дышит пресловутым благополучием. Конечно, есть счастливицы, чувствующие себя роскошным дополнением к теремкам и мебели, однако среди знакомых Юли подобных везучих не водится, включая ее.
– Господи, как же быть? Как
