покореженным металлом. А я налетел грудью на панель, ударился о приклад штуцера, выбил им окно, но из рук не выпустил. Машину вмяло, подбросило и перевернуло. Вадик только и успел заорать что-то в духе: «Нофорог, бляяя», как его заткнуло хлопнувшей подушкой безопасности.
Может и носорог, но точно не черепашка. И по скорости, и по мощи. Перевернув машину, Егерь принялся крушить ее ударами сверху. Бил руками-молотами, как какая-то горилла, рыча, как безумный. С каждым ударом машина все больше просаживалась к земле, норовя похоронить нас с Вадиком внутри. Охая от боли, я перекрутился в тесноте, пытаясь выбраться из-под груды мусора, сыпавшегося из перевернутой машины. Повсюду были сигары, даже не знал, что Вадик столько их набрал.
Что с напарником было непонятно, из-под подушки слышалась возня, откуда-то капала кровь. Я зацепил Вадика, пока сам барахтался, и ругань сменилась на вопль боли. Главное, что, жив. Я сам был не лучше – болела вся верхняя часть тела, горел лоб, кровь капала на глаза, но переломов я не чувствовал. Крутился, царапая руки, но выталкивал себя через разбитое лобовое стекло.
Выбрался, пошатываясь прислонился к бамперу и поднял штуцер в сторону Егеря. Он будто не замечал меня, продолжая крушить машину. Я выстрелил.
Возможно, совершив очередную ошибку.
Семь килограмм, шестисотый нитро-экспресс, калибр, который способен свалить слона, так же легко, как и разобрать на части самого стрелка. Будь я в норме, мог бы справиться с отдачей. Да, может, плечо бы отбил, может, даже отшатнулся, удержав равновесие. Но в форме я не был.
Нитро-экспресс пришелся Егерю по касательной вбок, почти в подмышку в момент очередного замаха. Пробил насквозь, сотворив дыру в ребрах и выбив ошметки и части вросшей в спину винтовки. Мутанта отбросило на несколько метров, а где-то в лагере истошно взвыли «чайки».
Что было дальше, я уже не видел. Штуцер лягнул в плечо и вырвался из рук, меня развернуло и опрокинуло на землю. А когда я, мотая головой и подволакивая руку, смог встать, мутанта уже не было. Только коричневые следы больше похожие на гнойные пятна, а не на кровь, уводили куда в сторону домиков.
Я потрогал плечо, было больно, но не смертельно. Наоборот, от боли в голове стало проясняться быстрее. Синяк будет здоровый, но ни вывиха, ни перелома не чувствую. Стал двигать рукой, разрабатывая плечо, аж слезы сначала брызнули, но через несколько махов, стало отпускать. Пальцы слушаются, в локте сгибается, кости наружу не торчат – так что прорвемся.
Я поднял штуцер, хоть и не был уверен, что смогу выстрелить второй раз прямо сейчас, и пошел проверять Вадика.
– Бля, я как в том анекдоте, – Вадик запихнул в нос два ватных тампона, пытаясь остановить кровь.
– В каком? – я распотрошил пачку фентанила и достал уже второй пластырь, задрал рукав футболки и стал приклеивать прозрачную пластинку. Надо бы только не переборщить, все-таки опиоидный анальгетик.
– Ну, том фамом, где муфик говорит: пока подуфку бефопафнофти прогрыф,
