оказался в коридоре, одна из дверей была настежь открыта. Из покоев выбежала крестьянка с деревянным ведром. Заметив высокую фигуру царя, девушка замерла в поклоне.
– Не эту службу тебе сейчас нести! – сквозь зубы процедил Иоанн. – Прочь, зачем бежала!
– Молю о прощении, великий государь! – пролепетала дрожащим со страху голосом и тотчас же убежала прочь.
«Слуга государев при смерти, а она в поклонах распинается…» – думал Иоанн, подходя к покоям, откуда доносилось монотонное бормотание. Сжав кулак с неведомою силой, царь даже не мог ощутить своею рукой, как впиваются его ногти в ладонь, оставляя отметины. Пересилив себя, государь заглянул в покои, и его сердце будто бы вновь ожило, как он увидел Фёдора. Он был невредим – юноша склонился над отцом, которого уложили во множество подушек.
Фёдор стоял спиной к царю и не видел его, обратив взгляд свой на рану под сердцем своего отца. Он зажимал её тканью, промоченной в кипячёной воде. Подле Фёдора стоял Андрей-немец – он-то и поднял взгляд свой на царя да жестом обратил внимание друга своего.
Лишь после того, как Андрей отдал низкий поклон государю, сжимая в руках окровавленные лоскуты тканей, Фёдор обернулся. Впервые Иоанн увидел на этом лице потерянность – ясные глаза блестели в свете свечей, что стояли на комоде. Белоснежные руки испачкались в крови, которая сейчас казалась чёрной. Фёдор поджал свои дрожащие губы и тревожно сглатывал, поглядывая то на отца, то на вошедшего царя.
– Государь… – коротко выдавил из себя юноша, потупив свой взгляд.
Голос Фёдора невозможно было узнать, и Иоанн свёл брови, услышав, как переменился тот нежный звонкий голос да стал тихим, едва живым. Иоанн обратил взгляд на лицо Алексея. Оно побледнело, уподобилось цвету топких болот. Глаза были неплотно закрыты.
Царь видел, в каком состоянии пребывает Фёдор – страх полностью переменил его. Едва Иоанн открыл рот, дабы дать юноше наставление, с которым он сможет противиться своей тревоге, как в коридоре заслышалась возня. Вернулась девчушка с ведром, наполненным водою, и чистыми тканями, перекинутыми через плечо. Крестьянка привела с собою знахарку Агашу.
– Великий государь! – поклонилась Агаша.
Иоанн тотчас же отошёл от постели, давая знахарке делать её работу. Лишь когда крестьянка зажала рану на теле Алексея, Фёдор робким шагом отошёл от ложа отца, но не мог отвести взгляда, полного отчаянного страха и тревоги. Губы его беззвучно шевелились, когда он опёрся на стену, скрестив руки на груди, и, не находя себе места, прикрывал правою рукой лицо. Андрей отошёл к Фёдору и говорил что-то вполголоса. Басманов лишь кивнул, прикусив костяшку указательного пальца, да тяжело вздохнул, мотая головой.
Царь стоял в стороне, и на его плечи точно камнем обрушилось всё его человеческое бессилие. Наконец Иоанн бросил последний взгляд на Фёдора – безутешное лицо юноши заставило Иоанна отвернуться. Не обмолвившись ни с кем и словом, Иоанн оставил покои Алексея Басманова и уже спешил в церковь, боясь не успеть
