До шести я свободен.
– В таком случае, я прощаюсь, – сказал Иваныч.
В его голосе чувствовалось сожаление из-за того, что он упускает хорошую возможность нажраться на халяву. Мы пожали друг другу руки.
– Спасибо, что пришли. Я действительно очень благодарен, – сказал я.
Он опять расчувствовался.
– Это меньшее, что я мог сделать. Олег был хорошим парнем, одним из лучших. В нашем поколении, – уточнил он.
– Да, – подтвердил я.
Еще какое-то время мы стояли на месте, потом Иваныч встрепенулся:
– Ладно…
Он еще раз пожал мою руку, развернулся и стал по диагонали переходить улицу: руки в карманах, расстегнутый пиджак развевался на ветру.
Я повернулся к Котику.
– Пошли.
Мы двинулись по улице в направлении, противоположной тому, в каком ушел Иваныч.
6
Угол Зеленой и Парковой, улицы, которая вела обратно к Свободной, находился метрах в двадцати от забора. Котик стал автоматически поворачивать, но увидев, что я продолжаю идти прямо, остановился и молча наблюдал за мной. Я стоял у забора и смотрел на остатки травы, – туда, где раньше было болото. Два парня с фабрики тащили в здание какой-то ящик. По-прежнему тарахтел токарный станок.
Котик оказался за моей спиной.
– Что случилось? – спросил он.
– Ничего особенного. Просто смотрю.
По дороге в «Карусель» я позвонил по межгороду. Котик ждал недалеко от автомата, прислонившись к стене у почтового отделения.
Дозвонившись, я услышал голос Нелли:
– Алло, я вас слушаю.
Подобная официальность означала, что муж был дома.
– Я перезвоню, – сказал я, – скажи Герцогу, что ошиблись номером.
– Извините, мне кажется, вы не туда попали, – поняла меня Нелли.
– Я надеюсь, что за время моего отсутствия твой бюст не стал менее обворожительным? – поинтересовался я.
– Ничего, ничего, все в порядке, – сказала она и повесила трубку.
Мы вошли в «Карусель». Я очень хорошо помнил этот кабак, несмотря на то, что был здесь в последний раз лет двенадцать назад.
Еще подростком я только начинал ходить по таким заведениям, но в приличные места нас не пускали. Собственно говоря, нас не очень-то туда и тянуло – уж очень поганое было место, особенно по субботам. Вообще, он слыл самым гнилым местом в городе. Кто-то однажды заметил, что наилучшая реклама для «Карусели»: «До десяти – тошниловка, после десяти – мочиловка». Естественно, я начал ходить туда сразу же, как только научился пить пиво. Немалым преимуществом этой дыры перед всеми другими была ее круглосуточность даже в брежневские времена. К «Карусели» во времена моей юности съезжались шоферюги-дальнобойщики, таксисты, отъездившие смену (а таксопарк был за углом), блатные, обшманавшие пару-тройку прохожих в городском парке, да еще неподалеку тормозил автобус с завода «имени XXII партсъезда», выгружая вторую и забирая третью смену сталеваров.
