что возмещение вреда должно пониматься как «восстановление состояния, которое имело или могло иметь лицо, которому причинен вред, если бы таковой причинен не был. Состояние же лица определяется его трудовым доходом»[44].
Данная позиция находила подтверждение и в руководящих разъяснениях. Так, в п. 3 Циркуляра Народного комиссариата юстиции от 3 мая 1927 г. № 81 «О порядке привлечения к уголовной ответственности рабселькоров» подчеркивалось, что «при неосновательных возбуждениях уголовных дел против рабселькоров за клевету, все понесенные последними убытки, в связи с выездами в судебно-следственные органы и с отвлечением их от занятий, должны оплачиваться за счет лиц, возбудивших против рабселькоров неосновательное обвинение»[45]. При этом, очевидно, речь шла исключительно о возмещении материального, но не морального вреда.
Охрана неприкосновенности личности, в целом, большинством советских юристов воспринималась как задача уголовного права, поскольку гражданское право традиционно регулировало отношения собственности и обмена, ему была чужда задача кары и возмездия. При этом имущественное возмещение морального вреда считалось институтом карательного характера.
Тем не менее в советской судебной практике 20-х гг. иногда предъявлялись иски с требованием компенсации морального вреда. Правда, они не удовлетворялись[46].
Обобщая позиции противников юридического закрепления института возмещения морального вреда, можно сформулировать два их принципиальных аргумента:
1) идеологический (возмещение морального вреда чуждо социалистическому правосознанию);
2) оценочный (моральный вред не может быть оценен и поэтому не может быть возмещен в деньгах).
В противовес официальной доктринальной линии высказывались предложения о восстановлении некоторых элементов института возмещения морального вреда. Так, еще в 20-х гг Б. Лапицкий высказывал мнение о том, что деньги в случае возмещения морального вреда выполняют функцию не эквивалента душевных страданий, а удовлетворения, позволяющего их облегчить[47]. Б. С. Утевский в качестве формального основания для юридического признания морального вреда рассматривал нормы уголовного права (ст. 44 УК РСФСР 1926 г.), в которых на осужденного возлагалась обязанность «загладить вред», а также нормы гражданского права (ст. 403 ГК РСФСР 1922 г.), в соответствии с которыми подлежал возмещению вред, причиненный личности. Б. С. Утевский считал, что само понятие «личность» обладает нематериальными свойствами и связано не только с физической оболочкой, но и с духовной сферой человека. Поэтому он полагал, что должен возмещаться не только имущественный, но и моральный вред, причиненный личности, так как этот вред часто более чувствителен и заставляет потерпевшего страдать сильнее, чем вред имущественный[48].
Виток научных дискуссий по проблемам возмещения вреда 20— 30-х гг. был в целом
См.: Действующее законодательство о печати. М., 1931. С. 217.
См.: Вестник советской юстиции. 1923. № 6. С. 132; Судебная практика РСФСР. 1927. № 6. С. 10.
