линолеуму в носках.
Квартира пропахла табаком. Полумрак просочился сюда из подъезда. Окна были плотно зашторены, в трехрогой люстре горела сиротливая лампочка. Но в целом это была самая обыкновенная двушка, без черных кошек и магических шаров. Разочаровывающе обыкновенная: сервант, диван, телевизор, ворсистый ковер.
К запаху курева прибавился душок потных носков – его принес Толик. Мы уселись за стол.
– Вы застали меня врасплох, – призналась Артемида. – Я думала, никто не видел этот фильм.
– Я видел его по телевизору в девяностые.
– Понравился? – Артемида выгнула бровь.
– Необычная работа, – дипломатично сказал я.
– Критики фильм разгромили. – Гадалка сморщила нос презрительно. – Они не поняли идеи Павла.
– А какая была идея? – спросил Толик.
Артемида уставилась на моего компаньона, будто только что его заметила.
– Я просто не смотрел, – стушевался Толик.
– Это кино о смерти, – сказала Артемида. – О том, что разница между живым и мертвым не так велика, как нам кажется. И мы все рождаемся мертвыми. Не хотим верить, двигаемся, суетимся. А осознав, ложимся в гроб.
– Это правда, – интервьюировал я хозяйку, – что Матейшин использовал реальные практики? Танец смерти, где вы лежите в гробу.
– Да. Так прощались с его отцом, с его дедом и прадедом. И на его похоронах мы плясали как чокнутые.
– Офигеть, – вставил Толик.
Я вспомнил свой сон и ощутил холодок внутри. А может, это мерзли мои ноги.
– Самоубийство Матейшина связано с провалом фильма?
Теперь и я удостоился высокомерного взгляда. Исключительно противной теткой была урожденная Надежда Лин: надменная, холодная, как ее обитель.
– Вы знаете, что такое «душа»?
– Бессмертная субстанция? – предположил я.
– Павлик сравнивал душу с зародышем, умершим в животе матери. В момент нашего рождения душа начинает разлагаться, и постепенно распад охватывает все наше тело. Убить себя – значит перестать отворачиваться от истины.
– Это как у Летова, – сказал Толик. – Ищет дурачок мертвее себя.
– Один среди червивых стен, – задумчиво промолвила Артемида.
– Получается, – спросил я, – «Ликвак» – философский манифест?
– Что вы. – Впервые Артемида улыбнулась, и улыбка эта не добавила ей очарования. – «Ликвак» – попытка зафиксировать на целлулоиде ту атмосферу, в которой мы жили.
– СССР?
– Нет, мы с ним. С Павликом.
«Веселенькая атмосфера», – хмыкнул я мысленно.
– Павел явил мне чудо, – выспренно заявила Артемида. – Указал путь, которым я двигаюсь до сих пор. Я предсказываю будущее, но никакого будущего нет. Я лгу, как и все теплокровные мертвецы. Заглядывая в человека, я вижу
