скатертью, и роскошную занавесь, которой место было скорее где-нибудь в доме кичливого вельможи. Из темноты выплывал, как нос корабля, угол тяжелой рамы. На столе, застеленном тряпкой, стояло зеркало, похожее на те, с которыми еще недавно забавлялись молодые колдуны.
Время от времени раздавался тихий звон. Это ветер раскачивал гроздь мелких колокольцев, висящих у окна.
За столом сидел хозяин дома, наливая себе что-то темное из большого стеклянного кувшина.
Он был, по-видимому, невысокий, но очень худой и с очень прямой осанкой. Будто проглотил жердь от ограды, непочтительно подумал поэт и улыбнулся.
Картину дополняли две валяющиеся подушки, которым полагалось быть на сломанных сиденьях, а сам хозяин сидел на высоком стуле с отвалившейся спинкой.
– Берите себе что-нибудь и устраивайтесь поудобнее, – скомандовал хозяин дома. – У меня в рукаве нет трубки. Нечасто доводится пить с незнакомцами, особенно такими благовоспитанными, как вы.
– А если я вас убью? – спросил поэт, не трогаясь с места.
– Мне будет не жалко – махнул рукой хозяин. – Здесь так скучно ночами, что самому хочется повеситься. Но я отчаянно ленив.
– Хорошо – согласился поэт. – Но предупреждаю, я не из благородных.
– Клевать! – сосед размашисто повел кружкой. – При моем грузе родословной меня хватит на двоих.
Они сидели за столом и пили из огромных кружек – не молодое вино, как он сначала подумал, а прозаический виноградный сок. После погони очень хотелось пить. Слава умению тех, кто растит и такой виноград, а не только деревья, наполненные убийственной влагой.
О лампу бились какие-то странные насекомые, которых поэт не помнил. Может быть, и не знал.
– У меня временный перерыв в возлияниях – объяснял сосед поэту, размахивая кружкой, будто пил настойку в подвале какого-то столичного заведения. – Приходится принимать, так сказать, пустую пилюлю – делать вид, что пью, хотя и не пью. Хотя, возможно, этот сок забродит у меня в желудке в силу старой привычки. Понимаете?
– Понимаю – очень серьезно сказал поэт. – Уважаю силу непокоренной души.
– Хм…
Они помолчали.
– Как же вас зовут, уважаемый незнакомец?
– Четвертый – сказал поэт, не заботясь вспоминать имя, данное ему при рождении.
– Почему?
– Троих уже нет, а я остался.
– Понятно… Это звучит не только забавно, но и занимательно, так как меня можно назвать Пятым. Я пятый владелец этого виноградника.
– Наследственный?
– Ну нет, что вы. Я купил его когда-то давно, так как должен был иметь поместье, и живу тут всю здешнюю жизнь. Предыдущий владелец прогорел, отдал концы десяток с лишним моих друзей, а я вот все живу.
– И как виноград? – спросил Четвертый, любуясь, будто со стороны, этим спектаклем. Очевидно,
