был праздник в доме.
Я знал, что папа неплохо играл в волейбол и бильярд, но прочитав книгу дяди Мили, понял, что «неплохо» – это неверное определение степени папиного мастерства игры в бильярд. Приведу отрывок из книги целиком: «…приезжая поездом в отпуск в Москву он (папа – Б. К.) всегда ходил в бильярдную около Сокольников или ЦПКиО им. Горького, где играли только на деньги, и брал меня с собой. Играл часто с маклерами, которые вначале специально для затравки отдавали одну, две партии, а потом не могли выиграть у молодого офицера. Интересно было смотреть на их физиономии».
Однажды вечером папа пришёл с работы усталый в предвкушении вкусного ужина и дивана со свежей газетой под телевизор. Но жизнь в нашей семье определяла мама, и в тот вечер она решила, что надо перевесить ковёр на стену. Это не очень сложная, но тягомотная работа, и, судя по папиному настроению, он совсем не хотел этим заниматься после рабочего дня, наверняка тяжёлого. Во время ужина он не оставлял тщетных попыток убедить маму в неправильности и ненужности её идеи… Итог их спора выглядел так: папа, стоя на табуретке и прибивая ковёр к стене, недовольно и, я бы даже сказал, вызывающе приговаривает: «Не буду я вешать ваш ковёр…»
Сколько я помню папу, он всегда читал. Газеты, журналы, книги… Наверное, именно от него сначала я, а потом ещё сильнее и Юлька, моя доченька, унаследовали эту страсть к чтению.
Когда мне было шесть или семь лет, по вечерам перед сном мы с моим старшим братом Сашкой садились за стол, и папа читал нам вслух «Мальчика Мотла» Шолом-Алейхема. В комнате выключали свет, и только торшер над креслом, в котором сидел папа, освещал ему книгу, а вся комната была погружена в такой спокойный и расслабляющий полумрак. Папа с удовольствием читал нам очередной рассказ о мальчике Мотле, и мы словно перемещались в то местечко, где всё это происходило с ним, и казалось, что уже и с нами. Такие вечера как-то сближали всех нас: мама и папа в креслах под торшером, мы с Сашкой – за столом в полумраке, все вместе, как единый организм, и плакали, и смеялись над историями сына кантора Пейси. Тихо, уютно, спокойный папин голос – наверное, это и есть настоящее человеческое счастье, безусловная надёжность и единство семьи.
Если бы не война, возможно, папа связал бы свою жизнь с театром, которым был увлечен с детства. В 1972 году он пошёл на курсы вождения, чтобы получить водительские права. Там он познакомился с Аркадием Фридриховичем Кацем, который в то время был главным режиссёром Рижского Театра русской драмы. Они подружились и до конца папиной жизни были очень близкими друзьями… Папа нашёл себе отдушину: он часто после работы приходил в театр, где его знали все, сидел на репетициях, обсуждал нюансы сцен и эпизодов, и было видно, как ему это нравится.
Стоит рассказать, как мы ездили за грибами. Мама, выросшая на Дальнем Востоке, любила и понимала лес, а вот папа лес не любил совсем. И когда мы выезжали на машине за грибами, то обычно картина была такая: Сашка и я с мамой уходили в лес, а папа с газетами оставался в машине. Он даже не
