лупят уже не только с улицы, но и автоматчики из вагона, и пулемет тарахтит с крыши. Интересно – жуть! Он все норовил высунуть из-под скамьи голову, а мать по ней – кулаками. И ругалась такими словами, которых он больше от нее ни разу не слыхивал. В общем, едва-едва тогда отбились. Это еще и пассажиры помогли, у кого с собой было оружие, а имелось оно тогда если не у каждого, то через одного. Погибли в тот раз человек десять, не считая мародеров-мутантов, что на поезд и напали. Труп одного он все же сумел увидать, когда прибывшая полиция устраняла последствия. Мутант, которого волокли за ноги к труповозке, выглядел до тошнотиков мерзко – едва и впрямь удалось сдержать рвоту. А ведь о том, что он и сам мутант, мысли в голову тогда не приходили. И хорошо, не то блеванул бы точно.
Мать после этого долго не решалась еще съездить в гости. Но когда через пару лет все же поехали, такого приключения, как в первый раз, испытать не удалось. Разве что на конечной станции пулеметчик отчего-то раздобрился и позволил ему забраться на крышу, потрогать пулемет.
А когда мать умерла, связь с родственниками сошла на нет, и нужда в поездках отпала.
Романов-на-Мурмане Лом знал как свои пять пальцев. Но из окна вагона он смотрелся по-другому, словно тот город, что видел давно и теперь узнавал заново. Кольский залив, вдоль которого шел поезд, казался узким серым языком, который высунуло суровое Баренцево море. Дразнилось? Или хотело слизнуть глупых никчемных людишек, ни во что не ставящих жизнь? Но почему тогда остановилось, замерло с высунутым языком? Наверное, люди оказались еще глупее, чем думало море, и оно попросту охренело. А людишки тут же воспользовались этим – начали сновать туда-сюда по его языку на дурацких скорлупках. Замерший возле причала проржавевший насквозь двухтрубный британский транспортник казался на их фоне настоящим корытом, чем он теперь, по сути, и являлся.
Единственную остановку поезд сделал в Коле. В вагон зашла угрюмая, с заспанным лицом женщина, села на скамью, прислонила к стене голову и продолжила прерванный сон. Лому вскоре пришлось последовать ее примеру: за окном начался дождь – сначала неуверенный, робкий, но быстро набравшийся смелости и превратившийся в ливень. А глазеть на сплошные серые струи – дело бессмысленное и откровенно глупое. Тем более шум дождя в сочетании с перестуком колес – обалденное снотворное.
Разбудил Лома кибер:
– Вставай, приехали.
– Куда? – ляпнул спросонья взломщик.
– Пока еще не в рай.
– Ты думаешь, наша конечная станция там? Меня гложут сомнения. Веришь?
Зан был уже с рюкзаком за плечами. Направившись к выходу, он бросил через плечо:
– Поторопись, они могут уйти.
– Кто? – поднялся со скамьи и, потянувшись, направился за кибером Лом.
– Машинист с кочегаром. Иначе уголь в топку придется кидать тебе.
– Почему не тебе?
