только зритель ничего не поймёт, как это он вдруг одномоментно в мастерской оказался!
– Ты, Люся, зрителя недооцениваешь, это уже не тот зритель. Они на клипах воспитаны, им ничего разжёвывать не надо. Как раз встык и пойдёт – прощание, слёзы, и тут же он сидит голый. Намного лучше будет, поверь мне.
– А как же Марина? – не сдавалась монтажёр. – Выпадет важный момент в их отношениях, развития не будет.
– Будет развитие. Марины ещё в картине навалом. И это, кстати, далеко не лучшая её сцена. Здесь ей фактически и делать-то нечего. Она только слушает и дверь открывает. Эта сцена на самом деле нужна только для появления Леди-Скульптор, больше не для чего. А без появления этого можно обойтись, только интересней будет.
– Зачем, спрашивается, вы её тогда снимали эту сцену? – вконец расстроилась Люся. – Зачем я здесь столько дней сижу, корплю?!
– Зачем снимали? – задумался Гордин. – Это вообще-то правильный вопрос. Может быть, для того и снимали, чтобы понять, что она не нужна. Сценарий мы ведь всё ещё по старинке писали, пытались какую-то последовательность выстроить, а ведь в жизни часто никакой последовательности нету. Разве с тобой такое не бывает – вдруг обнаруживаешь себя в какой-то совершенно новой, абсолютно незапрограммированной ситуации, и всё вдруг начинает происходить совсем иначе. Помимо твоей воли… Ну, вот как с Саней…
– Со мной не бывает! – решительно заявила Люся.
– А со мной случается, – отчего-то опечалился он. – Сегодня, кстати, какой день?
– Четверг, – язвительно заметила Люся. – Полвосьмого вечера.
Вот оно что, четверг. Именно что четверг.
Значит, сегодня. Вот что не давало ему покоя с самого раннего утра!..
Искусственно сдерживаемое мощным усилием воли подсознание резко освободилось и радостно рванулось наружу.
Сегодня наконец это произойдёт.
Может, прав злоебучий Гена, может, именно в этом во всём и выход, может, освободится он в результате от этого постоянно гнетущего ощущения полной своей никчёмности?..
В конце-то концов, только одна жизнь ему дана. Только одна! Одна очень короткая, очень конечная жизнь. И что же он вспомнит под занавес?
Адрес! Я же не записал адрес. И забыл его, разумеется. Стало быть, ехать некуда. Вопрос закрыт.
Но вопрос, однако, тут же и открылся. Вот он адрес, без всяких усилий всплыл в памяти, весь он тут, буковка к буковке, как будто типографски изданный. И во всех подробностях, как пройти, проехать, переулочек прямо напротив Курского вокзала, из подворотни направо, третий подъезд, домофон, пароль: «Я по записи».
Не поеду я, пропади оно пропадом! Никогда ни во что подобное в жизни не лез и сейчас тем более не полезу.
Но ведь хотелось тебе всегда, ещё с юности хотелось чего-то такого запретного, загадочного, порочного, разве нет? Ведь живём однова, так, кажется, это звучит…
Мало ли что кому хотелось. Не юноша уже давно. Проехали!
Это правда, далеко не юноша. Прожил
