обнаруживаются в процессе образования полного понимания, и, чтобы выделить их, достаточно выделить в последнем то, что принадлежит внешнему миру; тогда оставшееся укажет, что принадлежит самому разуму.
Цельное понимание обнимает собою все понимаемое. Слагается оно из идей, обнимающих отдельные стороны этого понимаемого. В этих идеях то, из чего состоят они, т. е. их содержание, идет от внешнего мира, то, что обнимает это содержание, как форма обнимает вложенный в нее материал, не заимствовано от внешнего мира и, следовательно, принадлежит самому разуму. Следующее размышление невольно убеждает нас в этом. Если бы не только содержание идей, но и самые формы их были произведены в нас внешним миром, если бы его влиянием было создано не только то, что входит в наше сознание, но и то, что воспринимает в себя входящее, то в таком случае все существующее одинаково могло бы образовать в нашем разуме соответствующую себе идею. Между тем в этом существующем есть некоторые вещи, существование которых для нашего разума несомненно, но составить идею о которых этот разум, безусловно, не в силах. Таков, напр., факт или вечности мира, или происхождения его из ничего.
И в самом деле, мир как «целое», как «бытие», как «все» или вечен, или не вечен. Раз он существует – и это для нашего сознания несомненно, – он необходимо или имеет начало во времени, или не имеет этого начала. Мы ничего не знаем о том, который из этих двух фактов имел некогда место, но мы знаем твердо, что один из них необходимо существовал, так как ничего третьего существовать не могло. Но если мир вечен, то это значит, что не было времени в прошедшем, когда бы он не существовал, и не было предела, где бы кончалось это время. Если же он не вечен, то это значит, что в прошедшем был некоторый момент, когда он возник; и так как он есть «все», то, следовательно, в момент, этому предшествующий, не было ничего; т. е. что мир возник из ничего, из пустоты, которая одна лежала за ним, одна предшествовала ему. Теперь, если один из этих фактов несомненно существовал, то и в сознании нашем, принимающем это существование, необходимо должно быть понимание этого факта, если только оно во всем своем целом есть произведение внешнего существующего. Между тем идеи ни об одном из этих двух фактов наша мысль вместить в себя не может. Наш язык легко произносит слова: «мир безначален», «мир возник из ничего»; но это только слова, поставленные в известном порядке, но не мысли, не идеи. Это звуки, которые мы можем слышать, но то, что обозначается этими звуками, мы не можем ни понять, ни представить, хотя и понимаем, что это факты. Мы знаем и понимаем отдельные вещи, о которых говорится в этих предложениях, – «мир», «начало», «время», и мы можем слова, обозначающие эти существующие и понятные вещи, поставить в известное отношение друг к другу, но представить в мысли это истинное и существующее отношение мы не в состоянии. Всякое усилие представить себе возникновение мира из ничего будет бесплодно, – все, что мы можем сделать, это представить себе то, из чего он возник, неясным, темным,
