все возможные места нынешнего пребывания нашего общего друга. Его или кого-нибудь еще.
– Дайте ему значительное имя, – произнес я. – Настоящее.
И я назвал ей это имя – имя, которое я не произносил уже лет десять. Имя, принадлежавшее Броубитеру, человеку, скрывавшемуся под маской борца.
– Назовите его Аво. Созвучно с «браво».
«Быть может, – подумалось мне в тот момент, – это имя поможет установить между нами связь, сплести нас окончательно…» Но Мина лишь наклонила голову набок и спросила:
– То есть вы хотите, чтобы я назвала кота Аво?
Я приступил к своим обычным занятиям – легкомысленным или нет, судить не мне. Однако прошло несколько месяцев, и мои «ангельские шерстки» подверглись неприятной и чрезвычайно тщательной проверке со стороны Национального Одюбоновского общества [3]. Как мне заявили представители этого общества, активность моих кошек вызвала у них обеспокоенность судьбой перелетных птиц. Около трех месяцев сразу после Нового года я угрохал на то, чтобы сохранить жизнь кедровым свиристелям и собственной фирме. Деятельность эта была неблагодарной и отупляющей.
Каждый раз, когда мои мысли поворачивали в сторону разговора с Миной – зачем же она все-таки предприняла столь длительное путешествие ко мне? – я начинал проклинать установку стеклянных панелей вдоль забора и развешивание миниатюрных колокольчиков по периметру земельного участка. Все это приводило к новым проблемам: стеклянная стенка, хотя и не давала моим питомцам хулиганить в лесу, сама превратилась в угрозу, ибо о нее разбилось несколько певчих птичек. Пора бы уже понять, что так всегда и происходит, когда ты сталкиваешься с самоуверенными людьми. Что бы я ни делал, приводило к тому, что они еще больше убеждались в своей правоте (а я думал, с чего бы мне подчиняться их требованиям). И по мере того, как они все дальше и дальше погружались в бездны своего святого негодования, мои искренние попытки найти с орнитологами и кем там еще компромисс выглядели все более беспомощными. Меня снедала горечь, и, фигурально выражаясь, я остался сидеть на берегу океана моей обиды. Мне хотелось бы понять самого себя, но, кроме сравнения обиды с океаном, ничего в голову не приходило, а сама метафора многим могла показаться претенциозной и напыщенной.
В мае около трех сотен человек написали на меня жалобу в администрацию города. Читая подписи под петицией, я увидел множество знакомых фамилий, что чрезвычайно меня расстроило. От меня требовали уменьшить количество кошек. Чтобы показать городскому совету, как жалко будет выглядеть мой кошачий завод перед клиентами, я привез в прицепе двадцать два хвостатых питомца. Но надо сказать, что все это не только окончилось полным фиаско, но еще и повесткой в суд от Общества защиты животных, не говоря уже о дорогостоящем переоборудовании моего внедорожника.
Если говорить кратко, тем летом после визита Мины я крепко сел на мель.
Во время наших закулисных спортивных совещаний, в которых мне приходилось участвовать: мы пытались соединить несоединимое, словно обломки самолета после катастрофы, –
Национальное Одюбоновское общество – американская некоммерческая экологическая организация, занимающаяся охраной природы, а также исследованиями в области орнитологии.
