line/>Пролог
Вторник, 7 марта 1978 года. Вечер
Москва, улица Малая Бронная
Солнце село, но сумерки не сгущались, набухая той пронзительной синевой, в которой город виделся полным неразгаданных таинств. Над крышами полыхали закатные знамёна, и в их победном сиянии тени сливались в потемки, пряча скучную явь за смутным покровом вечера.
– Даже свет не хочется зажигать, правда? – негромко проговорила Рита, подходя и легонько прижимаясь.
– Правда, – вытолкнул я, тиская девушку сильней.
Улыбка поневоле изломила мои губы. Вот, вроде бы ничего особенного не произошло – по-прежнему рассеянно гляжу за окно, но уже вдвоем – и это придает бездумному созерцанию глубочайший, едва ли не сакральный смысл.
– Тебя что-то тревожит? – шепнула Рита, щекоча ухо теплым дыханием.
– Да так… – кисло усмехнулся я. – Мировые проблемы.
– К столу! – гулко разнесся по коридору голос Светланки.
– Всегда готовы! – жизнерадостно отозвался Изя.
Я напряг слух. Сейчас тебе от Али ответка прилетит, юный пионер…
– Ой, ну ты как скажешь!
– А чё?
– Ой, да садись ты уже…
Хихикнув, Рита взглянула на меня.
– Пошли?
Я молча приобнял ее за талию, и повел в гостиную. Света с Тимошей накрыли большой овальный стол – опустили на камчатную скатерть пузатую супницу с бордово-янтарным борщом, разложили хлеб в фигурных вазочках, а на флангах отливало глянцем крепкое и крепленое.
Прозрачная насквозь, бутылка «Столичной» ничего не скрывала в своей грубой спиртной простоте. Затемненное стекло «Киндзмараули» как будто прятало кавказское солнце, растворенное в красном соке лоз, а вот коньяк «Армения» выставлял настой цвета крепкого чая напоказ, однако таил в себе нутряной жар и хмельное коварство.
– Тимоша, ты что будешь? – Дюха Жуков подался вперед, тщась услужить капризной подруге.
– Ну, не зна-аю… – затянула Зиночка.
– Коньячку, может?
– Нет, – Тимоша исполнила сценку из «Бриллиантовой руки»: – Только вино!
Я оглядел пришедших. Ряды редеют…
Юрка Сосницкий на службе, Наташа в командировке, Маша в роддоме. Женьку мы еле утащили оттуда – молодую жену положили на сохранение, ей еще дня три до срока. Ну, и чего там молодому мужу делать? Пускай лучше готовится стать отцом…
– Всем налили? – звонко спросила Света.
– Всем! – авторитетно подтвердил Изя.
Шевелёва глянула на меня, уловила кивок, и встала. Гости притихли, а Светлана, задумчиво покачав бокал с рубиновым содержимым, заговорила, невесело улыбаясь:
– Сегодня я особенно сильно чувствую себя взрослой. Раньше – помните? – мы собирались на дни рождения… потом свадьбы пошли… А теперь у нас – поминки. Сорок дней, как умер Игорь Максимович. Мне очень жаль, что я мало знала Котова, совсем мало. Мы и встречались-то с ним пару раз, наверное, но теперь я прописана в его квартире, а здесь всё напоминает о нем – книги, картины, даже вот эта посуда… Земля ему пухом!
Изя простодушно потянулся бокалом, и Ефимова тут же прошипела негодующе:
– Не чокаясь!
Улыбнувшись безуспешности Алькиных воспитательных потуг, я поднес к губам рюмку. Коньячок припахивал изюмом. Не люблю терпкий, обжигающий вкус, но ощущать, как тепло стекает по пищеводу, грея и пьяня, приятно. А наваристый борщ на закуску… Что может быть лучше?
– Давай, я за тобой поухаживаю, – сказала Настя с ворчливой нежностью, и щедро наложила мне «борщецкого».
– Да куда ж ты мне столько! – всполошился я.
– Лопай, лопай, – заулыбалась сестричка.
Рита засмеялась, и притянула ее к себе. Обе стали шептаться и хихикать, делясь нескромными девичьими секретами, а Изя важно провозгласил:
– Мужики, покурим, может?
– Ой, тоже мне, куряка нашелся! – недовольно забурчала Аля.
– А чё? Да я ж не в себя, я так только, дым пускаю за компанию! – завилял Динавицер.
– Ой, да иди уж…
Натужно посмеиваясь, Жека направился к высоким дверям балкона. Дюха с Изей утопали за ним.
– Рит! – жалобно воззвала Тимоша. – И почему твой Миша не курит?
– Не любит! – подпустила к губам улыбку моя суженная. –
