роль в этом решении играл также оптимизм созидания, возникший после образования немецкого валютного союза: валютный союз был экономическим рычагом для достижения политического единства – разве это невозможно в Европе? Но кроме важности валютного союза для создания политического союза у Гельмута Коля наверняка не было никакого представления о будущем порядке.
Тем не менее чиновничество с государственными секретарями во главе получило свободу в рамках задач валютного союза (без политического союза) выторговывать наиболее благоприятные условия. При этом они получали поддержку Бундесбанка. Это оказало сильное влияние на Маастрихтский договор (но, как оказывается сегодня, все же недостаточно сильное).
Либерализм конкуренции на Общем рынке
Чиновники в Боннском министерстве финансов и экономики, как и в Бундесбанке, отличались преимущественно либеральными взглядами на экономику в духе Альфреда Мюллера-Армака. Он как руководитель отдела при Людвиге Эрхарде участвовал в разработке Римских договоров, которые учредили ЕЭС, а затем стал госсекретарем по европейским делам14.
Согласно этим представлениям, устранение препятствий для конкуренции на Общем рынке могло повысить уровень благосостояния. Разделение труда между национальным и европейским уровнем должно было последовать за субсидиарностью. По другую сторону установления конкурентных рамок (неизбежно специфической рыночной системы, к примеру, для сельского хозяйства) для европейского уровня не была предусмотрена какая-то особая роль. Единая валюта в принципе могла быть интегрирована в эту систему, если бы европейский эмиссионный банк в правовом и фактическом отношении был независим и не занимался денежным государственным финансированием. Любую роль гаранта общего эмиссионного банка или европейского уровня для бюджетов стран-членов необходимо было исключить, потому что это могло подорвать собственную ответственность стран – участниц Общего рынка. Эти ордо– (нео) либеральные взгляды в основном осуществились в Маастрихтском договоре.
Партнеры по договору Франция и Италия были готовы на компромиссы, чтобы добиться цели единой валюты. Для этого в Маастрихтском договоре они даже признали систему порядка, которая лишь условно соответствовала их собственным традициям и преобладающим у них убеждениям. В обеих странах существовала бюджетная и интервенционистская традиция со стороны государства. Оглядываясь назад, становится ясно, что лица, участвующие в переговорах, исходили, очевидно, из того, что уж если д-марка растворилась в европейской валюте, значит, таковы законы жизни. И в этом они оказались правы.
Маастрихтский договор
Немецкая позиция в переговорах по Маастрихтскому договору определялась тремя большими опасениями:
1. Европейский центральный банк не обязан нести такую же ответственность за стабилизацию цен, как Бундесбанк.
2. Непрочное
