Дафну, но она чувствовала, что к горлу начинает подступать тошнота – так на нее подействовала полуденная жара и насыщенный знакомый запах, исходивший от тех пожилых жителей острова, дезодорант у которых по-прежнему был не в чести.
– Дафна, я скучала.
– Как я рада тебя видеть!
– Только посмотрите на Эви! Какая же она хорошенькая!
– Бедная, бедная Дафна! Я ведь тоже вдова и прекрасно понимаю, как тебе тяжело!
– Дафна, я так за тебя счастлива! Ты будешь очень красивой невестой!
– Дафна, ты не больна? Почему ты такая худая?
Дафну встречали тепло и радушно, и казалось, приветствиям не будет конца. Она старалась не пропустить никого и обнимала и целовала каждого, даже совершенно не знакомых ей людей. Меньше всего ей хотелось показаться надменной или неблагодарной, ведь в действительности такая теплая встреча и выражение любви были ей очень приятны.
Каждому взрослому досталось ее теплое: «Yia sou, Thea» или «Yia sou, Theо»[18]. Более молодых она приветствовала: «Yia sou, Ksalthelfi» и «Yia sou, Ksalthelfo»[19], – хотя и не знала их по именам. В том, что она на Эрикусе своя, была особая прелесть: все жители острова приходились ей родней, так что, даже не зная, кто перед тобой, всегда можно было выкрутиться благодаря обращению «тетя», «дядя», «сестра» или «брат».
Вглядываясь в бурлящую толпу людей – они все продолжали подходить к ним с Эви, – Дафна наконец увидела бабушку и закричала:
– Yia-yia! Yia-yia!
Крепко сжав руку дочери, она потянула ее в другой конец порта. Как всегда в черном бесформенном платье, черном платке и чулках, несмотря на ужасную жару, бабушка стояла одна, в стороне от толпы, опираясь на бамбуковую палку и держа поводья Джека – ослика, которого Дафна когда-то назвала Jackass[20].
– Бабушка, бабушка, – расплакалась Дафна, крепко обнимая старушку. Yia-yia отбросила палку и поводья и вцепилась в Дафну, словно не хотела больше отпускать ее от себя.
Они простояли так какое-то время, не сдерживая слез и раскачиваясь с каждым всхлипом: бабушка в выцветшем черном платье из полиэстера и Дафна в платье из ажурно-тонкого белого льна.
– Мама, возьми! – Дафна почувствовала, что кто-то дергает ее за подол юбки, и, опустив глаза, увидела Эви – дочка улыбалась и протягивала платок, который Попи сунула ей в карман.
– Спасибо, дорогая! – Дафна взяла платок и вытерла разводы туши с лица. – Эви, это Yia-yia, – широко улыбаясь, сообщила она дочери.
Неожиданно, без подсказки со стороны матери, Эви сделала два шага вперед и обхватила маленькими ручками ноги под черной тканью и, крепко сжав их, произнесла:
– Yia sou, Yia-yia. S’agapo[21].
Бабушка наклонилась и дотронулась до ангельского личика малышки. Положив морщинистую щеку на голову правнучки, она принялась гладить ее по волосам, и ее слезы падали на темные кудри, как капли летнего
Здравствуй, тетя. Здравствуй, дядя (
Здравствуй, кузен. Здравствуй, кузина (
Осел, болван (
Здравствуй, бабушка. Я тебя люблю (
