с его стороны, оторвал кусочек мяса, завернул в хлеб, попробовал… и вдруг мой рот как огнем обожгло!
– Воды, быстрее, воды! —
Я запил, но это не помогло.
– Еще глоток воды! —
Без толку. Мой рот горел огнем. Жгло щеки и десны, а из глаз потекли слезы.
Я ужаснулся. В моей голове мелькнула мысль: “Яд? Но почему? Зачем?! А может, кто-то хотел отравить Саддама, а еда досталась мне?!”
– Глоток воды!.. —
Я жив?
– Глоток воды… —
Жив… Все-таки это не яд…
Но тогда что он затеял?
Минут десять, а то и больше, я пытался запить горечь. Так я узнал о существовании соуса табаско.
Саддаму его кто-то подарил, а поскольку сам Саддам острое не любил, то решил шутки ради опробовать соус на друзьях и прислуге. Пока все мы метались по яхте и пытались запить вкус табаско водой, он сидел и смеялся.
Минут через двадцать вернулся Салим и спросил, понравилось ли мне угощение. Я страшно разозлился и выпалил: “Да если б я так мясо испортил, Саддам отвесил бы мне пинка под зад и велел вернуть за него деньги”.
Он правда иногда так делал: если ему не нравилась еда, он требовал вернуть за нее деньги. За мясо, за рис, за рыбу. Говорил: “Это никуда не годится. Плати пятьдесят динаров”.
Вот и я так сказал, но не ожидал, что Салим передаст мои слова президенту. Оказывается, Саддам поинтересовался, как отреагировал Абу Али, а Салим возьми да и брякни: “Он сказал, что приготовь он такое, президент отвесил бы ему пинка и потребовал вернуть деньги”. Это было сказано при всех гостях.
Саддам приказал меня привести.
Я испугался. Очень испугался. Я понятия не имел, как отреагирует Саддам. Его никто никогда не критиковал! Никто: ни министры, ни генералы, а уж тем более повар.
И я пошел. Я шел и злился на Салима за то, что он меня выдал, – и на себя за то, что так глупо вляпался. Саддам с друзьями сидели за столом, перед ними лежала кюфта и стояли открытые бутылки виски. Глаза у многих до сих пор были красные: видать, и им перепал табаско.
– Я слышал, тебе не понравилась моя кюфта, – серьезным тоном произнес Саддам.
Его друзья, телохранители, секретарь – все смотрели на меня.
С каждой секундой я все больше трясся от страха. Нельзя же было начать нахваливать его еду – все бы поняли, что я вру.
Я подумал о семье. Где-то теперь моя жена? Что делает? Вернулись ли дети из школы? Я не знал, чем все это кончится, но ничего хорошего не ждал.
– Тебе не нравится… – повторил Саддам.
И вдруг рассмеялся.
Он смеялся, и смеялся, и смеялся. Вслед за ним засмеялись все сидящие за столом.
А потом Саддам достал пятьдесят динаров, вручил их Салиму и сказал:
– Ты прав, Абу Али, вышло слишком остро. Возвращаю деньги за испорченное мясо. И приготовлю тебе еще одну кюфту, но
