желая поддержать дочь, и проскользнул за своей сумкой к столу.
– Если будешь разговаривать со мной по-человечески, я пожарю тебе яичницу, – сказала Джен дочери тоном слишком резким, чтобы достигнуть перемирия.
– Ненавижу яичницу!
– Я побежал! Люблю вас обеих, не ругайтесь! – крикнул Дэн, убегая через коридор в гараж.
– Спасибо за помощь, отличного дня! – проворчала Джен затылку мужа и повернулась к дочери с усталым вздохом: – Пожалуйста, скажи мне, почему ты такая раздраженная?
– Ты не знаешь? Ты серьезно не знаешь? – Голос Хлои задрожал.
Ее взрывное настроение было вызвано сразу несколькими причинами: вчерашним групповым зачетом по теннису, пятничным тестом по математике, предстоящей контрольной, тренировочным вступительным экзаменом в субботу, рекордно низкими показателями приема в элитные колледжи США, дополнительным эссе для раннего заявления о поступлении в Дартмут, изменением климата, Инстаграммом Джоша Хаузера, отсутствием адекватного политического руководства в мире, отсутствием асаи-боулов в морозилке и, прежде всего, жестокостью ее матери.
Джен поморщилась, глядя на дрожащие губы Хлои. Ее дочь задала ей один простой вопрос, на который был только один верный ответ, и Джен поняла, что не справится.
– Это из-за тенниса?
– Это из-за эссе!
– А что с ним не так?
– ГОСПОДИ БОЖЕ МОЙ!
– Хлоя! Если ты мне не скажешь, я не смогу…
– Поверить не могу!
Макс увеличил громкость на максимум и повернул стул на тридцать градусов, чтобы сцена ссоры выпала из его поля зрения и он мог спокойно досмотреть «Топ 5 нокаутов одним ударом». У него были свои проблемы. И в отличие от сестры и ее вечной «холодной войны» с матерью, Макс собирался разрешить свои быстро и окончательно.
Макс тренировался. Последние две недели он без конца смотрел видео о боевых искусствах и отжимался после обеда. Он был почти готов к расплате. Оставалось только сообразить, как спровоцировать Джордана Станковича еще раз на него напасть.
Было семь часов пятьдесят четыре минуты. Обычное утро вторника в Линкольнвуде, Нью-Джерси.
Дэн
Сидя в своем «лексусе» с поднятыми стеклами, Дэн все равно слышал голоса Хлои и Джен, доносящиеся с кухни. Он щелкнул пультом, открывая гаражную дверь, и опустил стекла, чтобы проследить за уровнем шума на случай, если судья Дистефано по соседству выгуливает свою таксу. Альтманы были крикунами (в семье Джен это, похоже, передавалось по наследству), но Дэн предпочитал обманывать себя и считать, что остальные четыре дома в тупичке на Брэнтли-серкл этого не знали.
Пожилого представительного судью и его столь же представительную таксу было не видно, но лужайку перед вычурным поместьем напротив патрулировала вредная псина – шнауцер Станковичей по кличке Искра. Заслышав механическое жужжание гаражной двери, собака залилась сумасшедшим лаем, в котором и утонули приглушенные крики Джен и Хлои.
