смерть! А пока ступай. Вскоре я снова вызову тебя.
Илэйв отвесил почтительный поклон и легкой походкой покинул капитул, смешавшись с толпой прибывших на празднество паломников.
Едва только проситель покинул капитул, каноник Герберт, до сей поры воздерживавшийся от замечаний, шумно прокашлялся и с мрачной значительностью произнес:
– Милорд аббат! Быть похороненным в этих стенах – высокая честь. Ее нельзя даровать необдуманно. Заслужил ли купец Уильям быть похороненным здесь? Многие благородные лица желали бы покоиться на монастырском кладбище. Капитул должен строго взвесить все обстоятельства, прежде чем решить дело о похоронах человека, пусть даже щедрого, но выходца из низших сословий.
– Я никогда не думал, – невозмутимо заметил аббат Радульфус, – что звание или ремесло имеют значение перед Богом. Мы выслушали впечатляющий перечень даров, которые Уильям принес нашей церкви, и о ближних своих он никогда не забывал. Учтите и то, что совершенное им паломничество в Иерусалим свидетельствует о горячей вере, благородстве и мужестве.
Дьякон Зерло – весьма невинный, безвредный человек, как впоследствии убедился Кадфаэль, когда все уже утряслось, – имел роковую склонность в самую ответственную минуту говорить самые неподходящие вещи.
– Вот что значит хороший капитул! – сияя, воскликнул Зерло. – Увещание, последовавшее вовремя, оказало благотворное воздействие. Поистине, священнослужитель не должен молчать, когда искажают учение. Его наставления могут возвратить заблудшую душу на путь истинный.
Однако наивная, почти детская веселость Зерло медленно угасла во внезапно наступившем тяжелом молчании. Зерло с недоумением осмотрелся: монахи избегали его взгляда, иные рассеянно смотрели в сторону, кто-то упорно изучал свои руки, и только аббат Радульфус с бесстрастным лицом глядел на незадачливого дьякона, да каноник Герберт вперил в него неподвижный, испытующий взор. Зерло растерянно улыбнулся, но улыбка тут же угасла на его круглой, простодушной физиономии.
– Однажды внявший наставлениям способен искупить любые заблуждения, – осмелился пояснить Зерло, но осекся: его слабый голос прозвучал жалко посреди ледяного молчания. Все, казалось, словно оцепенели.
– Как именно искажал учение купец Уильям Литвуд? – Каноник Герберт словно с цепи сорвался. – По какому поводу священник увещевал его? Уильяму Литвуду приказано было отправиться в паломничество, дабы искупить некий смертный грех?
– Да нет же, ничего такого не было, – с тихой учтивостью возразил Зерло. – Ему посоветовали идти в Святую землю, чтобы душа его получила благодатное искупление.
– Искупление величайшего преступления? – продолжал допытываться каноник.
– Ах нет! Он никому не причинил вреда, никого не обидел и не оскорбил. Все это дело прошлое. – С непривычным для него мужеством Зерло пытался исправить допущенную им оплошность. – Девять лет назад блаженной памяти
