под нелепыми углами конечности. Окоченевшие пальцы все еще сжимали рукояти мечей и древки палиц. Бледные, покрытые засохшей кровью лица выплывали из темноты, гримасничали в резких, желтых отсветах пламени и вновь скрывались во мраке. Тишина ползла по мертвецам, ласкала их холодную кожу своими холодными пальцами, нашептывала в их восковые уши свои восковые тайны.
– Птицы, – сказал вдруг Ерш, неожиданно даже для себя самого. – Где птицы?
– Нет, – не оборачиваясь, ответил Головня. – Я давно уже заметил. Ни одного стервятника.
– Не может быть.
– Здесь все…
– Ша! – воскликнул позади Вышата. – Стойте!
Голос его, резкий и испуганный, едва не сорвался на визг.
– Что такое? – встрепенулся Головня, выхватил меч, подскочил к парню.
– Видал я кого-то, – ответил тот, напряженно вглядываясь в темноту. – Вон там.
– Ставра?
– Нет, не похоже на него. Вроде ростом чутка пониже… хотя – кто знает.
– Сейчас посмотрим, – выставив перед собой факел и меч, Головня направился в ту сторону, куда указывал отрок. Ерш потащился за ним, а сам Вышата, настороженно озираясь, остался на прежнем месте.
– Ста-а-авр! – гудел Головня, беспрерывно поворачиваясь из стороны в сторону, освещая все новые и новые трупы. – Это ты, милок?!
Степь затаила дыхание и не торопилась с ответом. Она неохотно приоткрывала завесу мрака над тем, что считала законной добычей, показывала настырным людишкам свои новые сокровища: изувеченные, искореженные, затоптанные тела, окровавленные доспехи, проломленные черепа. Степь знала, что поглотит все эти жизни, расплескавшиеся по ее сухой груди, выпьет до дна, прорастет сквозь них. Она не сомневалась в своем неминуемом торжестве над уцелевшей троицей и знала: здесь нет того, что они ищут.
– Ежели он сразу не отозвался, зачем глотку драть? – пробормотал Ерш, морщась после очередного неудачного шага. – Причудилось парню.
– Наверное, – неохотно согласился Головня. – Правда, я тоже кого-то заметил.
– Здесь?
– Нет, впереди. Показалось, будто стоит там…
Вышата завизжал. Истошно, пронзительно, тонко – сама темнота всколыхнулась от столь громкого крика. Ерш начал оборачиваться, но от резкого движения полоснула по ноге боль, да такая, что он зажмурился. А когда открыл глаза, факел Вышаты уже погас, ночь проглотила его вместе с хозяином и воплем. Ерш шагнул было в том направлении, но Головня, который успел повернуться быстрее и увидеть больше, мертвой хваткой вцепился ему в плечо.
– Бежим! – простонал он. – Бежим, друже!
Что-то лязгнуло во мраке впереди, там, где только что стоял отрок. Что-то раздирало там металл. Что-то рвало кольчужку, пытаясь добраться до теплой, еще трепещущей плоти.
Головня развернулся и помчался прочь. Спустя мгновение за ним последовал и Ерш. Бедро отзывалось на каждый шаг мучительными
