первый замечал неполадки и потом гордился похвалой дяди Кости. После первого круга дядя Костя, откинув чешуйную кольчугу, залезал в рыбье брюхо, подкручивал, подправлял там что надо. Второй круг ехали проверочным, а потом уже как получалось. Например, дядя Костя говорил – а вот, скажем, если Белую перевести на внутренний круг, сможет ее обогнать Карась или нет? Проверим? И они проверяли. Иногда увлекались, летели круг за кругом, крутя педали. «Эгей, Акула!» – кричал дядя Костя и хлопал свою рыбу по хребту, будто подбадривая. «Вперед, Карась!» – отзывался Христо и лупил Синего пятками по бокам, будто тот был живой лошадью, а не железной рыбой. Случалось, за этой гонкой их заставала тетя Ксана, забрызганных и довольных.
Дядя Костя смущался, сейчас же тормозил Акулу, доезжал неспешно до мостика, делая вид, что проверяет что-то в рыбьих внутренностях на ходу. Тетя Ксана молчала и тихонько улыбалась. Она вообще часто улыбалась и почти никогда не ругалась, пока дядя Костя был жив.
Дядя Костя потонул во время Второго наводнения. Тогда море дошло почти до гор, накрыло весь поселок. В последний момент всех предупредили, можно было успеть спастись. Почти все местные успели. Даже кошки ушли – еще заранее, с утра, кто потихоньку, а кто пытался сказать хозяевам о беде истошным мявом. Потонула только запертая скотина да собаки на привязи, о которых забыли впопыхах. И дядя Костя. Собрав домашних, он вдруг рванулся к аттракционам – что-то там закрепить, чтобы не сломало водой. Аттракционы остались целехонькие, а дядю Костю так и не нашли. После этого целый год разом постаревшая тетя Ксана вскакивала среди ночи на каждый шорох. Ждала или живого дядю Костю, или известия о нем, мертвом. Не дождалась ни того ни другого. Море сожрало дядю Костю целиком, вместе с его аттракционами – потому что те после наводнения больше не работали. Что-то, видно, в них повредилось внутри. Только карусель работала, но и та наполовину. Вертелся, поскрипывая, общий круг, но морские коньки с узорными изящными хвостами, толстый розовый кальмар и пучеглазый осьминог с длинными щупальцами оживать не хотели.
Через год после исчезновения дяди Кости тетя Ксана сдалась. Налила две маленькие стопочки самогона, одну – Христо.
– Ничего, – сказала на его удивленный взгляд. – Можно. Ты теперь старший мужчина.
Ее темные глаза тут же налились слезами.
– За помин души, – быстро сказала она и одним махом опрокинула в себя стопку. И сейчас же налила следующую. Она пила и беззвучно плакала, крупные слезы катились по ее щекам, падали на вышитую кофту в цветочек – подарок дяди Кости.
Христо отводил глаза, ему тоже хотелось заплакать, но он сдерживался. Потому что если он теперь старший, как будто вместо дяди Кости, то нельзя.
– А я ведь тебе говорила, – вдруг пробормотала тетя Ксана дрожащими губами, неподвижно глядя в стенку. Христо сначала было дернулся, а потом понял, что она обращается не к нему. И замер.
